|
Воинское звание: сержант
Должность: командир отделения 239-го стрелкового полка 239-й стрелковой дивизии
Родился 28 октября 1920 года в селе Верх-Каргат Здвинского района Новосибирской области. Проходил службу в 250-м стрелковом полку 5-й отдельной бригады 1-й особой армии Дальневосточного фронта. Окончил школу сержантского состава, получив звание сержанта. В октябре 1941 года сержант Иван Гончаров в составе 239-й стрелковой дивизии направлен в действующую армию на Западный фронт под Москву.
Участвовал в боях под Москвой, освобождал Воронеж, Старый Оскол, Кёнигсберг. Войну закончил в Монголии. Был дважды ранен. Награжден орденом Отечественной войны I и II степени, тремя орденами Красной Звезды, медалями «За боевые заслуги», «За битву под Москвой», «За освобождение Белоруссии», «За взятие Кенигсберга», «За оборону Москвы», «За победу над Германией в годы войны 1941–1945 гг», «За победу над Японией» и другими наградами.
После окончания войны служил в органах НКВД/МГБ/КГБ в Приморском крае. В марте 1956 года уволен из органов КГБ по сокращению штатов, после чего прибыл в Новосибирск и до 1978 года работал в Октябрьском и Кировском РОВД, Городском УВД в должности старшего оперуполномоченного. Подполковник в отставке. Умер 25 августа 2016 года, похоронен в Новосибирске.
За бои под Сталиногорском награжден медалью «За оборону Москвы»
«Когда фашистская Германия напала на Советский Союз, я уже служил на Дальнем Востоке, учился в школе сержантского состава, поскольку в армию был призван в 40-м году. Нам тогда говорили, что мы будем воевать с японцами, потому что японцы нападали на Советский Союз, и на Запад мы не поедем. Когда же мы узнали о нападении Германии, нашу 239-ю дивизию погрузили в поезд и объявили, что мы едем на учение на 18 суток, не сказав, однако, что мы едем на фронт. Но многие поняли, что нам предстоит на самом деле.
Mы приехали Москву [неточно; правильно: в Куйбышев, ныне Самара], где 7 ноября 1941 года состоялся военный парад. Наша дивизия участвовала в нем. Прямо с этого парада мы опять погрузились в поезд на станции Узловая, а разгрузились под Сталиногорском. Это был передний край фронта: были слышны взрывы снарядов. Когда мы прибыли в часть, нас построили и сказали: «Комсомольцы, выйти вперед!» Вышли несколько человек, и я среди них. «Кто желает в разведку?» – спросили нас. Надо добыть «языка» – то есть поймать немца живого, чтобы узнать, какие войска со стороны фашистской Германии стоят против нас. Стали поднимать руки, хотя в боях-то мы еще не были, никакой военной практики, только теорию учили. Я тоже руку поднял, все-таки был командиром отделения. Вызвалось нас 10 человек. И мы пошли к немцам на позиции. Подползли по-пластунски до передних оборонительных немецких окопов и залегли, выжидая, когда появится где-нибудь немец. Ждали долго. Наконец, появился один немец. Мы его схватили, а он успел крикнуть, и, когда он крикнул, другие немцы стали стрелять из автомата в нашу сторону. Один наш солдат погиб. Мы этого немца доставили к нашему командованию. Вот так закончилась наша разведка. Больше я в разведку не ходил.
Когда мы защищали Москву, приходилось окопы рыть. Копали ночью, земля уже была мерзлая, лопаты ломались, но все же мы окопались. Сидим ночью в траншеях, а утром немцы пошли в наступление против нас. Когда они приблизились к нашему окопу, мы выскочили и с криками: «За родину, за Сталина! Вперед!» и пошли в атаку, вступили в рукопашный бой. Они не выстояли против нас и отступили. Знаете, когда идешь в атаку, не помнишь ни папу, ни маму, бежишь, как зверь. Под Москвой бои с переменным успехом продолжались весь ноябрь, до начала декабря. В декабре Западным фронтом стал командовать Г.К. Жуков. Мы хорошо закрепили оборону, знали, что приказано: ни шагу назад!
6 декабря мы пошли в контрнаступление, а в одной из атак опять вступили в рукопашную схватку. Меня ранило гранатой. Ранило семью осколками. Представляете, все идут в бой, а я лежу и подняться не могу. Холодно, кровь не сворачивается. Лежал я долго. Потом какой-то раненый солдат мне помог подняться. Я шел, как мог, потом остановили тачанку и подвезли меня, буквально под обстрелами, к санитарному поезду. Когда зашел в вагон, врачи мне сразу дали стопку водки для поддержки. Так я попал в госпиталь в город Пугачев, где провел 3 месяца. После госпиталя отправили меня в запасный полк, присвоили звание старшего сержанта, назначили помощником командира взвода, и опять на фронт под Воронеж, на Юго-западный фронт, в Старый Оскол. Держали мы оборону долго. Меня там снова ранило.
Попал я в госпиталь на станции Поворино, а немцы бомбили эту станцию каждую ночь. По ночам мы спасались от бомбежек в поле: нам выдавали одеяла, на которых мы спали. Я попросился в госпиталь ближе к дому, чтобы родных повидать. Дали мне направление в госпиталь Куйбышева. Когда лечился, познакомился с медсестрой. Мне было 22 года, а ей 17 лет.
Когда выздоровел, мне дали неделю отпуска, и я поехал в деревню в Здвинский район. Мать увидела меня и не узнала сначала. Когда узнала, горько заплакала и все ходила вокруг меня. Там я и брата своего повидал, он был ранен в руку. У него началась газовая гангрена, хотели ему руку отнять. Позже как-то залечили, но рука не разгибалась. Он так плакал, когда я уходил, говорил: «Наверное, мы не увидимся больше». Так оно и случилось, он погиб и больше я его не видел.
Из госпиталя я получил направление в Красноярск, в учебный полк, где готовили сержантов. По окончании школы меня направили в другую школу, при главном управлении контрразведки в Новосибирске. А в это время девушка-медсестра, с которой я познакомился в госпитале, училась в фельдшерско-акушерской школе в Новосибирске. Мы начали встречаться.
В 1944-м меня опять отправили на фронт. Это был 3-й Белорусский фронт. Тут я уже в атаку не ходил, поскольку был офицером и контрразведчиком [оперуполномоченным 338-й стрелковой дивизии 39-й армии]. Я работал в штабе. Освободили мы Белоруссию в 1944 году, затем освобождали Литву. Мы перешли реку Неман, которая шла по границе с Литвой и Германией, и начали боевые действия в Восточной Пруссии. Укрепления там были сильные, но город мы взяли с первого раза. Однако, через некоторое время немцы напали на нас и выбили из Кенигсберга.
В это время у нас погиб командующий фронтом генерал армии Черняховский. Прислали нам другого командующего, Александра Василевского, и мы опять пошли штурмовать Кенигсберг. 2 часа била артиллерия, потом полетели самолеты, как птицы, все небо закрыто было. Мы заняли Кенигсберг. Здесь, в Восточной Пруссии, нас застала новость об окончании войны. Радости нашей не было предела. Все радовались, пели, плясали.
Через некоторое время наш фронт погрузили в поезда и поехали мы на Восток. Приехали в Монголию, где жили целый месяц. Объявили наступление. Мы пересекли пустыню Гоби, 105 км. Ни воды, ни еды не было, было очень тяжело. Мы перешли через Большой Хинган, где было очень опасно, дошли до Порт-Артура. А 3 сентября объявили конец войне с Японией. И остался я служить в Порт-Артуре. В 1946 году мне дали отпуск. Я поехал и женился на этой медсестре – Жене, и там, в Порт-Артуре, у нас родилась дочка. Прожили мы с женой 59 с половиной лет, она умерла от инсульта. Вот такая судьба.
Хочу сказать вам, что надо рассказывать правду о войне, потому что многие пытаются ее искажать. Это наша Советская Красная армия победила фашизм. Союзники-то второй фронт открыли тогда, когда поняли, что Советский Союз уж явно войну выиграл.
Страшно нам было, тяжело. Было страшно ходить в атаку, страшно бежать от танков и самолетов, потому что если ранят, попадешь в плен. Но мы все вынесли, все пережили, преодолели, мы думали о стране, о своей Родине.
Я закончил войну лейтенантом. Самая высокая награда – это орден Отечественной войны I и II степени, три ордена Красной Звезды, медали «За боевые заслуги», «За битву под Москвой», «За освобождение Белоруссии», «За взятие Кенигсберга», «За оборону Москвы», «За победу над Германией и Японией».
Интервью Жанны Тарасовой и Любови Цыганковой
Источник: Портреты ветеранов / под ред. Дженнифер Л. Депто, Н.В. Елфимовой, Е.А. Рыжовой. – Новосибирск: Изд-во НГТУ, 2015. — С. 24-31. — 140 с.
См. также:
| 
