А. Н. Селиванова
исследователь архитектуры и истории повседневности СССР 1920—1930-х годов,
кандидат архитектуры

Проект А. Кузнецова. Бобрики: «Город-конвейер»

В 1931 году после появления резолюции пленума ЦК в пику теориям урбанистов и дезурбанистов активно пропагандировалась одобренная Комакадемией поточно-функциональная схема планирования городов, подобная устройству конвейера. Впервые ее предложил Нарком финансов Н.Милютин в своей книге «Соцгород».

По теории Милютина, соцгород должен был состоять из последовательных зон-полос: транспортной, производственной, защитной, жилой, парковой, сельскохозяйственной. Именно такая схема, несколько развитая и усложненная, и была использована для Бобриков.

Кузнецов определял будущий город как производственный комбинат:

…город проектируется как единый, хозяйственно целый, производственный комбинат, обеспечивающий наиболее экономное использование и распределение его территории и наиболее функциональную связь между кварталами^[1].

Приняв за основу генплана единый город, А.Кузнецов и другие авторы рассмотрели варианты расположения жилья относительно промпредприятий. В первом варианте, предложенном еще в 1929 году Москвоуглем для конкурса МАО, центр города находился на юге, около железнодорожной станции Бобрик-Донской. Это расположение по результатам конкурса был признано неудачным из-за отдаленности города от промышленности на востоке и севере. Второй вариант — город на севере, в 3 км от Урванского леса — тоже оказался неудовлетворительным из-за неудобного рельефа, удаленности от южной группы промпредприятий, неудачной транспортной схемы.

В конце концов, расположение города при Урванском лесе, в геометрическом центре относительно промышленности, было принято как единственно верное. Были учтены такие положительные факторы, как равновесие между «северным» и «южным» людскими потоками, ровный рельеф, удачное направление господствующих ветров, не загрязняющих воздух, а также Урванский лес, площадью 232 га, становящийся центром архитектурной композиции.

Последнее, как оказалось позже, было не самым верным решением. Но в 1931 году проект был утвержден президиумом городского совета, «получил и одобрение иностранной экспертизы» в лице Э.Мая^[2], началось строительство.

Генплан архитекторов Кузнецова А.И. и Корноухова А.Н., 1931 год.

Город проектировался на 40 000 жителей, а в перспективе (расчет на 15 лет) количество населения могло достичь 110 000 человек. Общественная зона должна была бы занять участок 5км на 500 м (вокзал, деловые здания, дворец культуры, центральный стадион), к югу и северу от которой — ряд жилых районов и обслуживающих зданий (ясли, детсады, столовые, спортплощадки), образующих единую структуру на плане города, ряд центров, за жилой зоной — складские районы, затем агрозона, на периферии — промышленность. На запад и восток от жилья — школы и клубы. В экваториальном направлении сосредоточены бани, прачечные, универмаги, кафе, продмаги — объекты общеквартального обслуживания. В самом центре — парк культуры и одыха — Урванский лес.

Таким образом, генплан соцгорода представлял собой сетку из взаимосвязанных функциональных блоков, расположенных в продольном и поперечном направлении. Несмотря на зонированность города, он не был раздроблен, так как функциональные ядра выстраивались во взаимосвязанные цепочки, пронизывая городскую структуру. Кварталы (с облегченной или капитальной застройкой) были связаны в первую очередь не улицами, а этой внутренней связью.

70% застройки отводилось под дома с индивидуальными квартирами переходного типа (с обобществленными учреждениями в жилом комплексе), под общежития — 20%, под дома-коммуны — 10%. По типу дома подразделялись на кирпичные в 4 этажа (частично 5 этажей), облегченные из шлакобетона в 2 этажа и сборные стандартные деревянные. К июню 1932 года было построено 14 трех-четырех этажных домов (об этом с гордостью писал Г.Алексеев в «Известиях» 13.6.1932, но в «Архитектуре и строительстве Москвы» Алексеев назван «заезжим гастролером-аллилуйщиком» и отмечено, что эти 14 домов (не считая бараков и, скорее всего, землянок, о которых речи не идет) — единственное, что было построено для рабочих трех заводов^[3]).

Типовые кварталы включали в себя 4 жилых комплекса, объединенных центральной зеленой зоной с яслями, детсадами, спортплощадками. В вопросе организации нового образа жизни, обобществления быта в социалистическом поселении авторы проекта отталкивались от выводов, сделанных после конкурса, то есть решения были достаточно радикальными (например, торговлю было предложено заменить распределением).

В процессе осуществления проекта первой очереди застройки А.Кузнецов столкнулся со стихийной децентрализацией при строительстве временных поселков, проблемой оказалось и уже реализованные до принятия генплана постройки в центре города.

За счет сокращения чрезвычайно раздутых по ширине улиц удалось запроектировать по улицам периметровые здания, которые закрывают торцы. Таким образом, чередованием торцов и периметровых зданий, а также этажностью удастся улучшить архитектурное оформление улиц^[4].

Проявившийся здесь принцип «декорирования», «загораживания» ранних построек, станет характерным и для Бобриков, и для градостроительства 1930-50-х годов в целом, когда городские магистрали станут «расслаиваться» на репрезентативную декорацию и находящуюся за ней более пространственную, «рваную» раннюю застройку.

Но тем не менее, в проекте Кузнецова решение архитектурно-художественного оформления города обозначено лишь в общих чертах, пожалуй, даже туманно:

Архитектура каждого элемента планировки … кроме функционального назначения, отражает идеологическую сущность данного элемента и оформляется в духе принципов пролетарской архитектуры^[5].

Тем не менее, были указаны такие выразительные средства как чередование этажности, материала, цвета, организация площадей, простраивание выразительных перспектив, решение системы зеленых насаждений. Эскиз перспективы центральной магистрали, иллюстрирующий статью, позволяет представить себе пространственное решение города. Так как изображен только центральный квартал, общественная зона, вытянутая в одну линию, образ напоминает эскизы линейного города, выполненные Леонидовым для Магнитогорска: то же чередование высотных доминант и тянутых, узких горизонталей.

Слева направо: эскиз центральной магистрали соцгорода (ныне ул. Московская); застройка, 1932 год.

Критика

Схема планировки соцгорода Бобрики. арх. Кузнецов А.И., Корноухов А.Н. 1932. Источник.

В течение 1932 года дополнительно были разработаны отдельные планы водопроводной, транспортной, очистительной и других систем города, проекты яслей, детсадов, столовых, транспортных развязок, площадей.

Но уже на следующий год сам проект А.Кузнецова был признан неудачным. В мае 1932 года ЭИКП (Экономическим институтом красной профессуры) и научно-исследовательским Институтом Комакадемии, осуществлявшим шефство над стройкой, была созвана научно-техническая конференция по строительству Бобриков. Обсуждались доклады А.Кузнецова «О проекте планировки индустриального города Бобриковского комбината» и начальника управления строительства соцгорода И. М. Фреймана «О программе и ходе строительства в индустриальном городе».

Проект города был жестко раскритикован, в журнале «Архитектура и строительство Москвы» был опубликован доклад А.Кузнецова и А.Корноухова, критическая статья Н. М. Скворцова, посвященная обсуждению проекта, и резолюция по докладу. В большинстве случаев критика проекта отталкивалась от формулировки соцгорода, данного Кагановичем на июньском пленуме 1931 г. ЦК ВКП(б)^[6].

Среди неучтенных авторами проекта «ряда серьезнейших политических и экономических моментов» в первую очередь было отмечено отсутствие решения задачи ликвидации противоположности между городом и деревней.

Хотя Бобриковский соцгород спроектирован как единый город всего Бобриковского комбината, но проект не дает внутреннего единства соцгорода и увязки в одно целое всех городских зон, что особенно видно на оторванности сельскохозяйственной зоны от всего городского комплекса^[7]

(основным путем решения проблемы было указано включение сельскохозяйственной зоны в город). Этот «недоучет» перспектив социалистического строительства, по оценке Скворцова, привел авторов «к сползанию на путь правого оппортунизма». Было особо отмечено то, что во всех представленных материалах город описывался как «индустриальный», а не социалистический (Кузнецов и Корноухов предпочли это определение, т.к. по их мнению, первоначальная застройка Бобриков не соответствовала по масштабу образу соцгорода).

С другой стороны, был обнаружены и «левацкие заскоки» - в проекте торговля полностью была заменена распределением товаров, не запланирована колхозная торговля, признанная постановлением важнейшим элементом подъема народного хозяйства.

О колхозных базарах тезисы не говорят ничего и в проекте базары не предусмотрены. Эта ошибка … свидетельствуют об отрыве основных заданий для составления проекта планировки Бобриковского соцгорода от основных политических и хозяйственных задач страны в переживаемый период и от перспектив второй пятилетки^[8].

Поразительно, насколько буквально эта критика противоречила предыдущим замечаниям относительно конкурсных проектов 1929 года. Недостаточно, по итогам дискуссии, авторами проекта был разработан вопрос и о последовательности и темпах обобществления быта, о строительстве домов-коммун и рекомендованных домов переходного типа. Ориентация Кузнецова на застройку города капитальными кирпичными домами после 1932 года была также жестко осуждена в виду директив партии об облегченном и стандартном строительстве, и определена как «глиняный гипноз» и «влияние фетишизма капитального, представительного строительства». Планировка города с центром на базе Урванского леса была признана слабой, так как по общему мнению оказалось, что лес разрезает город на две изолированные части. В этом, а также в автономном хаотическом строительстве поселков увидели угрозу децентрализации города.

Но одним из крупнейших недостатков проекта назвали отсутствие решения «архитектурно-художественного оформления» города. Ключевым здесь представляется именно слово «оформление». Вероятно, общее пространственное решение города, предложенное А.Кузнецовым, проработанное на уровне объемов, основанное на вертикальных доминантах и акцентировании ключевых точек и перспектив, уже полностью расходилось с новыми представлениями об облике соцгородов, которые «строятся и реконструируются на со­вершенно иных началах, чем капиталистические города; поэтому, и внешнее лицо соцгородов, их архитектура должны быть иными и выражать величие нашей эпохи. Тов. Каганович, говоря о социалистической реконструкции Москвы, ука­зывал, что «изменить надо лицо города»... «укра­шать и совершенно менять характер архитектуры города»^[9]. Интересно, что при такой постановке вопроса получается, что более ранние авангардные градостроительные проекты соответствуют образу капиталистического города, и не являются новаторскими, тогда как истинная «пролетарская архитектура» должна быть совсем иной, т.е. украшенной, оформленной в соответствии с духом эпохи.

Но главным выводом конференции, на наш взгляд, стоит считать следующее высказывание:

Необходимо отметить, что перевод на язык планировки соцгородов политических и хозяйственных директив партии дается архитекторам и инженерам-планировщикам с большим трудом. Внедрение партийности в архитектуру должно означать проведение в планировке города, расположении его отдельных частей, их взаимосвязи, организации быта и т. д. генеральной линии партии на всех участках политической и хозяйственной жизни городского строительства^[10].

По докладу А.И.Кузнецова была принята резолюция, где на основании выявленных «серьезных недостатков», было предложено продолжить разработку проекта Гипроконторой МОКО на базе консультаций и установок Института Комакадемии. По сути это означало отстранение Кузнецова и Корноухова от дальнейшей работы над проектом.