Предутренняя тишина застыла над полями и балками. Прозрачные перистые облака лебедином стаей уплывают на запад. Свежий ветер утренник приносит гул далеких разрывов; где-то вдали бьют по фашистскому стервятнику, черном тенью мелькнувшему в голубой бездне июльского неба.
По сторонам от дороги — стены вызревающих хлебов. Большой тяжелый колос клонится вниз. Разотрите его в ладони и не менее шестидесяти крупных зерен останется в вашей руке, янтарных, налитых чудесными соками русское земли.
— Грузновата рожь-то сегодня, как бы на землю не полегла. Не менее двадцати центнеров с гектара даст.
Лошадь и голубая, писаная замысловатым рисунком дуга, там, где дорога сворачивает в сторону, совсем исчезает в стеблях зреющих хлебов. Пряный запах цветущих трав, покосных угодив и медовый аромат злаков стоит над нолями.
— Куда сено везете?
— В госпоставку. Из колхоза имени Кагановича. Первый укос везем — сенцо что надо!
Пыля и погромыхивая на ухабах, длинный обоз скрывается за поворотом.
— Теперь дело на-ладу, из беды выбрались. Таков урожай старого, в малого веселит. А трудновато приходилось...
Тихон Федорович Володин — председатель краснознаменного колхоза имени Кагановича рассказывает о декабрьских боях, развернувшихся здесь, на подступах к Сталиногорску.
На пригорке, за рекой Шатом — богатое село
Прохоровка. Ливнем раскаленного свинца и огня поливал засевший в нем враг окрестные низины и балки, сквозь огонь и свинцовую непогодь отсюда — из
Урусова шли Красные части, тесня врага.
— Оружие-то ворохами на полях лежало. Еще по весне нет, нет да и рванет в поле минка шальная. Детишек далеко от дома не отпускали — долго ль до греха...
В стороне от дороги груда проржавевших артиллерийских гильз.
— Неделя, другая — и косить начнем. По весне за каждый вершок обсемененной земли дрались, неудобь и ту всю вспахали.
Все придорожные и полевые межи засеяны и ласкают глаз молочной накипью цветущей гречи.
— Вон на том пригорке хутор когда-то стоял, старики только и помнят его. Проклятым место считалось, дети играючи и то туда не забегали; овраги да буераки, сам чорт ноги поломает, а сейчас смотри, пшеничка какая на месте том вымахала...
У кузницы колхоза «13 годовщина Октября» звонкий перестук молотков и тяжкие вздохи горна. Блестя на солнце свежевыкрашенными боками, выстроились жатки. По светло-зеленым бортам их надписи — «Бригада № 2, машинист Телегин». Однако кузнецы неспокойны — ножи староваты, а запасных нет. Косы же только готовятся, а цепы хранятся на дворах колхозников.
— Молотилка то в порядке, да и цепы пригодятся — испытанная дедами «механика».
У въезда в деревню
Прудки в тени под старой липой — трактор.
— Четыре было, четыре дня и работали, а потом встали и все ремонтируются. Плохо с тракторамиr y нас...
Большой и справедливый счет предъявляется колхозами МТС. Рабочая сила и тягло в колхозах — в крайнем трудовом напряжении. Старик-председатель колхоза
Тимошкин всего несколько часов тому назад вернулся с ночной пасьбы коней, а сейчас он уже на ногах. И как живое обвинение, стоит мощная машина, сиротливо прижавшись к стволу старой липы в этот июльский полдень, когда за околицей звенит зреющим колосок золотое поле.
— Лесу бы достать где? Риги, хранилища, дворы порушены в эпоху эту (эпохой называют дни боев в родном крае).
Не готовы еще к приему урожая, риги, хранилища...
Дружно кипит работа на огороде. Весной лошади были слабы — брошенных да раненых коней выхаживали, вспашка мелкой была, а весна дождливой выдалась, и полез сорняк буйный, да цепкий, до жизни жадный. Много работать приходилось, а сейчас земля дарит людей невиданным плодородием. Качан уже завивается тугой и ядреный, огурец зеленый наливает сладкую мякоть свою.
Давно зелень пошла с огорода в употребление и первые четыре центнера лука переданы были в подарок одной из частей Красной Армии.
— Суглинок у нас, материнская порода наверх выводит, суходол — вода далеко, а огородец ничего себе...
Скромничает он, старик-огородник из колхоза имени Кагановича, познавший все тайны жизненных сил и плодородия родной земли. В огородной бригаде — молодежь загорелая, бодрая, песенная. Обмениваются впечатлениями о вчерашнем концерте: из города труппа приезжала, и красный уголок «ломился» от людей. Шутят девушки и теплый ветер далеко разносит звонкий смех. Шутят девушки, а умные, ласковые, неутомимые девичьи руки работают, холят, выхаживают каждый стебель.
Трудоемка в этом году работа по прополке, а время не ждет, и особенно отстающим участком является уход за сахарной свеклой. Впервые в районе осваивается эта культура, вспашка мелка была, поздняя весна, длительные дожди, слишком частый высев (полагали в районе, что семена мало всхожи) затормозили ее развитие и глушат сейчас свеклу сорняк. Мешают друг другу ярко-зеленые растения. С прополкой и продергиванием ее в колхозах запаздывают.
И еще хочется спросить — почему в междурядьях часто можно видеть брошенную и втоптанную в землю свекольную ботву. Ведь рынок так нуждается в зелени.
— Никогда еще люди не работали так, как сейчас. Своевременный выход на работу — железный колхозный закон.
Работают в колхозах главным образом женщины — жены, сестры и матери тех, кто сегодня несет все тяготы боевой страды у Донских переправ под Воронежем, жизни своей и крови не щадит, сражаясь с врагом, ценой величайших жертв рвущимся к сердцу страны. Не одна из них горячей слезой оплакала гибель друга, отца, брата и сына. Многие телом своим укрывали детей в дни разбоя немецких орд в родных селах. Чувство мести и пламенного гнева к врагу, безграничной любви к родине и к нему — красному воину, идущему сквозь дым сражений суровой дорогой войны, сыну народа, другу народа, борцу за счастье народное, придают им силы. И нет, нет да и вырвется с надеждой:
— А может быть и встречать скоро их будем. Богато, по-колхозному встретим!
Навстречу к нам радостной птичьей стаей бегут детишки; в просторном и светлом доме посреди села
Прохоровки — ясли. Ребята курносы, загорелы, здоровьем и солнцем пышет от них. Матери спокойно могут поработать на полях.
Золотое лето дарит людей невиданным урожаем. Обилие плодов и других своих сокровищ несет земля русская в грозном 1942 году.
