Н. Озерский

К 20-летию освобождения города

А. А. Медведев и М. Т. Кочетов

— На этом месте нас расстреляли фашисты. — говорит А. А. Медведев.

Вот здесь, на этом пустыре... Но теперь уже ничто не напоминает нам о трагедии, разыгравшейся тут 20 лет назад.

На том месте, где упали они под пулями фашистских убийц, росла тогда молодая лозинка. Потом, распахивая огород, владелец участка под корень снес дерево. Но это было здесь — грянули выстрелы, и они упали.

Уверенно ведут меня Андрей Алексеевич Медведев и Михаил Тимофеевич Кочетов по запорошенной снегом тропе к дому № 4, что в Первом Клинском переулку. Стучимся...

Пригнувшись, на низкой двери ветхого домика появляется его хозяин — Василий Фролович Тюрин. Встреча, которая запомнится надолго.

— Узнаешь, старина?

— Не доводилось вроде бы вместе хлеба-соли отведать.

— Зато кровью побратались. Помнишь, в сарае под соломой утром 13-го декабря в 41-м нас нашел?

— Глядит ты!.. Недаром говорится: «Гора с горой не сходится, а человек с человеком...»

Им было что вспомнить.

Рассказ А. А. Медведева

Мне поручено было через линию фронта вывести из занятого фашистскими оккупантами Новомосковска Зинаиду Н. Первую часть задания выполнил успешно — в районе Корниковского леса проник на оккупированную врагом территорию и прибыл в родной город.

Но тут началась полоса «невезения». Прежде всего Зинаиды Н. в Новомосковске не оказалось. Куда же теперь деться? Я решил укрыться на первой шахте местного значения, где работал где работал до войны десятником поверхности.

Переночевал у забойщика Дмитрия Фролова. А утром 7 декабря наведался к Тимофею Гостеву — он работал у нас рукояточником на подъеме. Пробыл у него два часа, подкрепился горячей картошкой и, поблагодарив за гостеприимство, вышел на улицу.

Оказывается, за мной все время следили бывший десятник шахты № 15 из раскулаченных Николай Картавых (он потом был осужден за предательство) и забойщик Касим Хархудинов [правильно: Косим Зардинович Фахардинов, род. в 1906 году]. Они успели уже и немецкий патруль навести на мой след. Так я оказался в руках фашистов.

Привели меня в одну из квартир, расположенных на четвертом этаже «вышки», что в 55-м квартале. Там и М. Т. Кочетова встретил. По дороге немецкие конвоиры били нещадно. Один наступит на ногу, а другой в это время наотмашь по лицу...

Потом каждый день, обычно вечером, водили на допрос. Комендатура находилась в невзрачном двухэтажном доме, расположенным рядом с 18-й школой (сейчас на том месте новый четырехэтажный дом вырос).

Тускло горит керосиновая лампа. В комнате — что твоя барахолка: шкафы, диваны, шифоньеры. За столом следователь. Чернильный прибор и рядом — пистолет. Тут же переводчик — высокий, худой, с лошадиной челюстью. А у двери — конвоиры.

— Партийный билет на стол!

Молчу. Конвоир бьет сзади. Следователь тянется к пистолету.

Больше всего боялся, что снимут шапку в ней был партбилет зашит — самое дорогое для меня.

И так четыре дня подряд — допрос и опять — на «вышку». Ни хлеба, ни воды не давали. Часовой днем нередко отлучался. И тогда к М. Т. Кочетову наведывалась жена. Не к нам в камеру, конечно. Из коридора через широкую щель в двери шепнет о городских новостях и кусочек хлеба подбросит (на «вышку» нетрудно было проникнуть: там проживали семьи горожан).

Уже с 10 декабря улицы заметно оживились — обозы, танки и опять обозы. Только теперь этот поток двигался в обратном направлении — с Иван-Озера на Узловую, в Донской.

Видим, радуемся. Только не думали мы живыми отсюда выбраться.

* * *

Над городом высокое морозное небо. А в нем молочно-белый след самолета. В окне той самой квартиры, где сидели узники — красивая тюлевая штора. По Комсомольской улице, где когда-то двигались танки, мчится машина с домашним скарбом — у кого-то новоселье. На ближнем перекрестке постовой милиционер приостановил движение — малыши из детсада идут на прогулку. Дворничиха посыпает желтым песком обледеневший тротуар.

Да могло ли все это быть: заточение, танки, пистолет в руке фашистского палача?..

Да, так было.

Рассказ М. Т. Кочетова

— Живыми нам отсюда не выбраться, — говорит мне Андрей Алексеевич. — Не случайно сегодня с утра на допрос повели.

Втолкнули нас в комендатуре в чулан. На улице с утра моросил дождь, и мы обы зуб на зуб не попадали. А в коридоре и комнате следователя суета: грузят мебель, жгут какие-то бумаги. Там успел я заметить нагруженного сверх меры барахлом и Николая Картавых — это он обвинил меня в поджоге шахты.

— Как поступим с этими, которые в чулане? — слышим мы разговор в коридоре.

— Клинский пустырь рядом.

На улицу из комендатуры нас вывели под вечер. Дождь сменился морозом. Мокрая одежда сразу заледенела. Через поселок Клин все еще шли обозы. Нас вели обочиной дороги два немецких солдата.

Они торопились. И только стали подходить к Клинскому мостику, — запомнились ветлы в инее, — как конвоир крикнул и махнул рукой направо. Кусты. Знать, не ошиблись мы! Обернулся я к конвоиру, а он пистолет из кобуры вынимает...

И дальше ничего не помню.

Очнулся. Хотел приподняться — вмерз в землю. Небо вызвездило. По ближней дороге танки идут. Мелькнула мысль: заметят — добьют.

Никак не мог понять: жив или нет мой товарищ? Лежит вниз лицом, разбросав руки, словно бы обняв закованную морозом землю. Потом стон...

Пуля ему прошила шею и вышла через рот — лицо и одежда были залиты кровью. А у меня пробит ворот шинели, борт телогрейки и рана под ухом.

Поползли к жилью. В дом-то и в мыслях не держали попасть — а вдруг солдаты расквартированы. Благо, соломы много, расположились в сарае. А на дороге уже стихли лязг гусениц, крики ездовых, солдатская ругань. Близился рассвет, на поселке началась петушиная перекличка.

Сарай непосредственно примыкал к дому. За стеной заплакал ребенок. Потом торопливые шаги. И вот в дверях сарая стоит закутанная в теплый платок женщина: «Страсть-то какая... Фролович, сюда!»

Обогрелись мы у Тюриных. Обмыли кровь с лица Андрея Алексеевича, забинтовали его полотенцем. Земной поклон хозяину и — за дверь.

А над поселком вставало новое утро.

* * *

Время много стерло. И лишь память людей хранит события тех ставших уже далеких лет. Так пусть же это не повторится больше. Никогда! Вместе с нами все человечество ныне провозглашает: «Уничтожить войны, утвердить вечный мир на земле.»

В этой старой избушке они тогда нашли приют. Фото М. Борщева.

Источник: Озерский Н. Они пережили свою смерть // Новомосковская правда, декабрь 1965 года

Из обвинительного заключения к следственному делу № 174 по обвинению Косима Фахардинова по ст. 58 п. 1 «а» УК РСФСР, составленного в Сталиногорске 12 апреля 1942 года

«В период временной оккупации немецкими войсками гор. Сталиногорска на территории гор. Сталиногорска и прилегающих к нему рабочих поселков скрывался от преследования фашистских властей рабочий шахты № 1 местного значения коммунист-активист Медведев. О появлении Медведева на поселке каменного карьера шахты № 13 было сообщено фашистским властям. Вскоре после этого появились староста Картавых и полицейский Садовенко (не арестованы, сбежали с немцами) с немецким офицером и переводчиком и начали разыскивать Медведева.

Получив от жителей поселка сведения о том, что Медведев якобы пошел на шахту № 13, немецкие офицеры предложили одному из жителей поселка гр[аждани]-ну Венедиктову (свидетель по делу) сопровождать их на шахту 
№ 13. 

На поселок шахты № 13, когда там уже были немецкие офицеры, полицейский Садовенко, староста Картавых, сопровождавший их Венедиктов, приехал верхом на лошади Фахардинов, который сообщил немцам, что Медведев находится на поселке каменного карьера, и после этого он уехал обратно. Вслед за Фахардиновым на поселок каменного карьера направились немецкие офицеры, полицейский Садовенко и староста Картавых.

Войдя в один из бараков поселка каменного карьера, [где] в коридоре барака находился Медведев, присутствующий при этом Фахардинов указал на Медведева немецким офицерам, заявив при этом:

Вот он, гад, уничтожить такого, чтобы он здесь не лазил. 

После этого немецкий офицер забрал Медведева и повел его по направлению к Соцгороду (Сталиногорску-Южному), а переводчик предложил старосте Картавых и полицейскому Садовенко и Фахардинову на другой день явиться в штаб немецкой армии. 

Впоследствии, как было установлено, Медведева немцы расстреливали, причем во время расстрела он получил серьезное ранение, был на излечении и в настоящий момент выехал на родину» (из обвинительного заключения к следственному делу № 174 по обвинению Косима Фахардинова по ст. 58 п. 1 «а» УК РСФСР, составленного в Сталиногорске 12.04.1942 г. ГАТО. Ф. Р-3484. Оп. 3. Д. 105. Л. 229-230).

Мужчину арестовали 30 декабря 1941 года и содержали под стражей в тюрьме № 1 г. Тулы после того, как в Сталиногорский городской отдел НКВД «поступили данные о предательской деятельности в период немецкой оккупации Фахардинова». Из архивных документов следует: Фахардинов Косим Зардинович родился в 1906 году, из крестьян-бедняков, неграмотный, в партии не состоял, военнообязанный, до ареста работал забойщиком на шахте № 1 местного значения. Виновным себя не признал. Показал, что «Медведева фашистским властям он не предавал, но в совершенном им преступлении полностью изобличается показаниями свидетелей Разумова, Евсеевой, Венедиктова и очной ставкой с последним» (Л. 230). 

«Следственное дело № 174 направить на рассмотрение Особого Совещания при НКВД СССР. В отношении обвиняемого применить меру наказания — расстрел с конфискацией лично принадлежащего ему имущества».
Дальнейшая судьба неизвестна. В списках реабилитированных не значится.

Подготовил С. Митрофанов
По материалам ГАТО. Ф. Р-3484. Оп. 3. Д. 105. Л. 229-230