Алексей Ефимович Кузнецов (1905—1977) — советский сапер, в годы Великой Отечественной войны командир отделения инженерно-минной роты 70-й механизированной бригады, старший сержант (призван Сталиногорским ГВК 28 июня 1941 года). Кавалер орденов Красной Звезды (16 апреля 1944) и Отечественной войны II степени (11 марта 1945).

В начале 1930-х годов уроженец деревни Ширяйко Владимирской области приехал на строительство Бобриковского (Сталиногорского) энергохимического комбината и сопутствующих производств. После войны вернулся в Сталиногорск.

Биография

Родился 13 марта^[7] 1905 года в деревне Ширяйко ныне Владимирской области в семье ткача. В семье Кузнецовых у Алексея также была младшая сестра Зоя (род. 1909). Рано в 8 лет остался без родителей: его дед Ефим участвовал в революционной стачке ткачей в Орехово-Зуево, за что был сослан на свалку леса, где с ним произошел несчастный случай — на него упало бревно и задавило; мать укусила змея. Воспитывался у дяди^[1].

Окончил 9 классов школы^[4]. В 16 лет пришел в Москву учиться в текстильном институте, однако окончить его не удалось. С молодых лет разделял коммунистические идеи, по воспоминаниям дочери Е. А. Любовой, «папа с детства впитал в себя эту любовь к справедливости»^[1]. Участник гражданской войны: воевал с отрядами басмачей в Ферганской долине. По воспоминаниям дочери Е. А. Любовой, в память о тех событиях у отца осталась будёновка^[7].

А. Е. Кузнецов (второй справа) с товарищами, Текстильный институт, Москва, 1926 год. Из семейного архива дочери Е. А. Любовой (Кузнецовой), сайт «Живая история»

Будущая жена Анна Михайловна Никифорова, 1927 год.

С началом строительства Бобриковского (Сталиногорского) энергохимического комбината и сопутствующих производств в начале 1930-х годах переехал в поселок Бобрики (с 1933 года — г. Сталиногорск), куда также приехала активистка Анна Михайловна Никифорова — будущая жена Алексея Ефимовича. Оба окончили Высшую партийную школу, где и познакомились друг с другом. По воспоминаниям дочери Е. А. Любовой, «они были настоящими коммунистами, очень честными и добросовестными людьми»^[1].

А. Е. Кузнецов сначала работал мастером, а потом, когда начался культ личности Сталина, ему пришлось перейти в рабочие — слесарем 6-го разряда высшей категории. А. М. Никифорова трудилась в отделе кадров одного из Сталиногорских химический предприятий^[1]. Сначала жили в землянках, бараках, затем во вновь построенном квартале № 55, дом № 5^[2][7]. На работу в северный Сталиногорск-2 добирались на паровозе, который отходил со станции (ныне не существует на современной улице Московской) южного Сталиногорска-1^[7].

Семья ютилась в коммунальной квартире на первом этаже, а их соседями сверху была семья Галунова, начальника НКВД. В то время многим семьям сталиногорцев выдавали земельные наделы недалеко от дома. По воспоминаниям дочери Е. А. Любовой, ее отец также выращивал картошку, просо, сажал зелень (лук), цветы — «отец копает землю, а я рядом стою»^[7].

В годы Великой Отечественной войны

С началом Великой Отечественной войны 28 июня 1941 года призван Сталиногорским ГВК. С 20 июля по 29 сентября 1941 года воевал на Смоленском фронте^[3].

29 сентября 1941 года^[5] был ранен, лежал в госпитале и в 1943 году приезжал на несколько дней домой в Сталиногорск. По воспоминаниям дочери Е. А. Любовой, дома его ожидала большая трагедия: «В тот приезд он похоронил маленького сына Игоря. Он умер, потому что был страшный голод, и он заболел. Мама работала и отдала его в больницу, а больнице, разумеется, кто будет в такое время следить. Ему два года, наверно, было. И вы, знаете, очень хорошо его помню, как я с ним играла. Помню, как мама сидела на стуле у стола, а на нем — гробик. Игорь в синеньких носочках лежит, тут цветы около головки. Я тоже сижу рядом, а мама сидит и плачет — вот это мне запомнилось. Отец похоронил сына и опять ушел на фронт»^[1].

10 июня 1943 года А. Е. Кузнецов прибыл из Сталиногорска на сборный пункт Раменского ГВК, откуда на следующий день направлен в распоряжение командования танковыми лагерями г. Тула^[4]. Здесь в районе Косой Горы и Ясной Поляны формировался 9-й механизированный корпус, в составе которого начала прием людей и оружия 70-я механизированная бригада подполковника А. А. Бабанина^[6].

С 19 сентября 1943 года сержант А. Е. Кузнецов — на 1-м Украинском фронте^[3], принимал участие в форсировании реки Днепр, боях за букринский плацдарм, в освобождении Киева (6 ноября 1943), Житомира, Проскуров (ныне Хмельницкий), Львова.

Командир отделения инженерно-минной роты 70-й механизированной бригады сержант А. Е. Кузнецов отличился 29 марта 1944 года при наступлении на деревню Тынко (Украина). Вступив со своим отделением в бой с превосходящими силами противника, он умело организовал атаку и выбил немецких солдат с их укреплений. При этом его бойцы захватили три миномета, из которых был открыт огонь по противнику. А в ходе дальнейшего наступления 30 марта 1944 года, когда по дороге от Лисогоры на Криниченну было обнаружено 10 шт. мин, несмотря на ожесточенный пулеметный огонь противника, сержант Кузнецов со своим отделением обезвредил их и обеспечил свободный проход танкам и транспорту. По представлению командира инженерно-минной роты старшего лейтенанта Рузанкина, сержант А. Е. Кузнецов был награжден орденом Красной Звезды (16 апреля 1944)^[3].

13 января 1945 года, на второй день Сандомирско-Силезской операции, командир отделения старший сержант А. Е. Кузнецов возглавлял группу саперов-подрывников, которая выполняла разведку состояния мостов через реку Нида (Польша). На виду у неприятеля, по-пластунски, он подобрался к трем мостам, лежащих на пути 70-й механизированной бригады. В районе западнее селения Хайдашек он обнаружил заложенные в них фугасы и обезвредил их, сохранив переправу для своей техники. Но при возвращении с задания был тяжело ранен осколками мины и эвакуирован^[5]. По воспоминаниям дочери Е. А. Любовой, он получил ранение в обе ноги, а также сильную контузию головы, которая впоследствии дала о себе знать в старости: у него было расстройство нервной системы^[1]. За этот эпизод А. Е. Кузнецов награжден орденом Отечественной войны II степени (11 марта 1945)^[5].

Послевоенные годы

После войны вернулся в Сталиногорск. В семье у Кузнецовых родились и выросли трое детей: дочери Галина и Елена (род. 1937), младший сын Вячеслав^[1].

Слева направо: дочь Галина, жена Анна Михайловна, дочь Елена, Александр Ефимович,
на коленях – сын Вячеслав, Сталиногорск, 1950 год.
Из семейного архива дочери Е. А. Любовой (Кузнецовой), сайт «Живая история»

Работал слесарем 6-го разряда на Сталиногорском (Новомосковском) химическом комбинате. В 55 лет вышел на пенсию, занимался садоводством^[7].

Умер 8 марта 1977 года, похоронен в г. Новомосковске^[7].

Фотографии из семейного архива дочери Е. А. Любовой (Кузнецовой), сайт «Живая история»

Любова (Кузнецова) Елена Алексеевна

Я очень хорошо свой садик помню. Помню двухэтажное деревянное здание. Там не хватало техничек, а я самой рослой была из группы. И поэтому старалась помогать воспитателям. Разумеется, какие-то качества у меня были: я любила помыть посуду, помыть пол. А мне было тогда всего 5-6 лет, и я это делала с удовольствием.
Мне за это давали кусочек хлеба, горбушечку, чуть побольше и дополнительно каши за то, что я помогала. Таким образом, с 6 лет я начала уже работать.

Е. А. Любова (Кузнецова), 1957 год.

Я, Любова Елена Алексеевна, девичья фамилия Кузнецова. Родилась я в Новомосковске, это бывший город Сталиногорск в семье рабочих. Сначала этот город относился к Московской области, а потом стал относиться к Тульской области. Он находится в 50- ти километрах от Тулы и 200 километрах от Москвы. Мои отец и мама окончили Высшую партийную школу, там они и познакомились друг с другом. Они были настоящими коммунистами, очень честными и добросовестными людьми. Мама работала в отделе кадров на Новомосковском химическом предприятии. Отца моего звали Алексей Ефимович Кузнецов, он работал сначала мастером, а потом, когда начался культ личности, ему пришлось перейти в рабочие, он работал слесарем 6-ого разряда высшей категории. Родом отец из средней полосы России, он родился в деревне, которая расположилась на границе Ивановской и Ярославской областей. Он был настоящий русский богатырь: высокого роста, с голубыми глазами, прямым носом и косая сажень в плечах.

Отец его Ефим, мой дед, принимал участие в революционной стачке ткачей в Орехово-Зуево. Таким образом, папа с детства впитал в себя эту любовь к справедливости. Потом после этой стачки дед попал в черные списки, и его сослали на свалку леса. Там он и погиб: на него упало бревно и задавило – произошел несчастный случай. Мой папа родился в 1905 году, и в тот момент был еще маленьким. Это произошло еще до революции в царской России, лет пять ему тогда было, когда революционные движения начались среди рабочих, произошла первая русская революция. А мать его укусила змея, когда они были в деревне Ширяйко на границе Владимирской и Ярославской областей. Была у него и сестра Зоя, которая была на 4 года младше его, ее уже нет в живых. Ему было восемь лет, когда он остался без родителей.После этого его воспитывал дядя. Отец, как и Ломоносов, в 16 лет пришел в Москву учиться в текстильном институте. Но его ему закончить не удалось, мне неизвестно, по каким причинам. Знаю только, что он был ярым коммунистом. Мама в этом отношении тоже была активисткой. Оба они приехали на строительство Ново-Московского комбината и жили в землянках. Тогда Орджоникидзе был министром тяжелой промышленности. Он приехал в Сталиногорск и сказал, что здесь будет город заложен. Вот и началось строительство. Это было большое предприятие, на котором работало около 10000 рабочих.

Когда началась война, отец ушел на фронт, ему было 36 лет. Отец был в армии командиром саперной службы. Немец рвался к Москве и подходил очень близко. Стоял в 50 километрах от Тулы. Нашей семье пришлось эвакуироваться. Я тогда ходила в детский сад. Помню, как мы провожали солдат на фронт, потому что по центру города проходила железная дорога, и на фронт отправлялись бойцы. Помню очень хорошо, как они еще пели: «Есть на севере хороший городок». Эта песня часто звучала, а мы висли на изгороди детского сада и все время приветствовали уходивших на фронт. Но самое страшное, что я запомнила, эти воздушные тревоги, как нас вели в бомбоубежище. Помню заградительные сооружения от танков. Мама работала на заводе, отца уже не было. Как мне не хотелось оставаться в детском саду! Мне не было еще трех лет, но эти воспоминания войны — они на всю жизнь сохранились. Помню, что окна были постоянно занавешены, в комнатах поставлены коптилки, потому что света не было. Это как раз, когда началась война, когда немец уже подходил к Москве. Он действительно был в Новомосковске, поэтому нам пришлось уехать, потому что мама и папа были партийными, а партийных всех расстреливали. Я училась с мальчиком Брейкиным, так его отца повесили около Дворцы культуры. Я училась с теми, у кого погибли родители. Нас в семье было двое детей: сестра Галина и я. Эвакуировались мы в Пермскую область, в город Березники. Есть там такой город, где было химическое предприятие.

Помню, как мы ехали в товарных вагонах. Мне было три года, я помню все, буквально, это были телячьи вагоны, там были настилы, которые были битком забиты беженцами, люди бежали от немцев точно так же, как и мы. Мама в дороге родила третьего ребенка. В поезде родила, именно в вагоне. Естественно, никаких медсестер не было, все женщины которые там были, помогли маме рожать. Причем, помню, что одна женщина там с нами была очень сварливая и очень жадная. У нее были продукты, но она ни с кем ими не делилась и вечно была чем-то недовольна. Мы добирались до Березняков очень долго, потому что стоянки были длинные. На этих стоянках приносили нам местные в ведрах щи и кашу, потому что ехали в основном только женщины с детьми. Нас спускали вниз, особенно когда подъезжали ближе к Уралу, нас выпустили, чтобы мы подышали свежим воздухом. Однажды во время остановки я даже видела зайца, самый настоящий заяц пробежал по лесу.

Когда мы приехали в Березняки, мы жили в бараках, ту комнату, в которой мы жили, очень хорошо помню. Помню, как у мамы выпадали зубы. Потому что все время недоедание было. Мне этот момент запомнился, потому что при мне эти зубы выпадали, сколько мне было? Года 4-5, а я запомнила. Она что-то кушала, а потом смотрит- у нее зуб выпал. Она варила нам каши, это понятно. Не хватало витаминов, не хватало нормального питания, а у нее трое детей . В военное время трое детей очень сложно было прокормить. Там был совместный детсад и ясли, и мы все находились вместе. Я очень любила этого маленького братика Игоря, я около него все время была , нянчила его. Вспоминаю, как рано утром вставали, шли по темноте в садик, а когда мама нас забирала из детсада, тоже было темно. Мы недолго были в Березняках, как только выгнали немцев из Москвы и пригорода, то мы сразу же вернулись домой.

В 1943 году отец был ранен, лежал в госпитале и приехал на несколько дней домой. В 1943 году мне было уже 6 лет. В тот приезд он похоронил маленького сына Игоря. Он умер, потому что был страшный голод, и он заболел. Мама работала и отдала его в больницу, а больнице, разумеется, кто будет в такое время следить. Ему два года, наверно, было. И вы, знаете, очень хорошо его помню, как я с ним играла. Помню, как мама сидела на стуле у стола, а на нем — гробик. Игорь в синеньких носочках лежит, тут цветы около головки. Я тоже сижу рядом, а мама сидит и плачет — вот это мне запомнилось. Отец похоронил сына и опять ушел на фронт. А еще я помню, что ему выдали кусочек сыра. Я открыла шкафчик, смотрю на сыр, и так мне хотелось этот сыр съесть, но мама сказала: «Это папе. Он едет на фронт». И мы это прекрасно все понимали. Нас двое осталось, отец уехал, а вернулся он в 1945 году, но уже на костылях. Он же был сапером и очищал минные поля. Они же, разумеется, ходили по этим заминированным местам, и, когда мина взорвалась, его накрыло землей. Хорошо, что рядом были товарищи, которые спасли его. У него были прострелены две ноги насквозь. Я видела эти раны, и сильная контузия головы, потому что на него же огромная масса земли свалилась. Потом она дала о себе знать в старости: у него было расстройство нервной системы.

А он везде выступал: коммунист, значит, он должен нести добро, быть всегда честным. Они в партию так верили!

Я сейчас, когда вспоминаю, думаю, если бы они сейчас видели нашу жизнь!? Хотя коммунисты и отделили религию от государства, но ведь они эти же десять заповедей использовали в кодексе строителя коммунизма. Хотя церковь была отделена от нашего государства, но, тем не менее, они оба были крещёные, тогда в детстве всех ведь крестили, но нас родители не крестили – коммунисты были истинные. Я уже взрослая была, когда сама пришла к тому, что нужно быть крещеной. Я очень хорошо свой садик помню. Помню двухэтажное деревянное здание. Там не хватало техничек, а я самой рослой была из группы. И поэтому старалась помогать воспитателям. Разумеется, какие-то качества у меня были: я любила помыть посуду, помыть пол. А мне было тогда всего 5-6 лет, и я это делала с удовольствием. Мне за это давали кусочек хлеба, горбушечку, чуть побольше и дополнительно каши за то, что я помогала. Таким образом, с 6 лет я начала уже работать. Мне дали возможность такую: всех детей укладывали спать, а я радовалась, что я в это время мою посуду или полы. Группы в саду были человек по 20, внимание к нам было разное.

Одну воспитательницу я не любила, потому что нас наголо стригли, чтобы насекомых не было. А у нее привычка такая была: она любила дергать за волосы, даже за совсем маленькие. Но были и любимые воспитатели, которые были очень внимательными, очень хорошими. Запомнились мне уроки рисования в школе, потом у меня на всю жизнь осталась любовь к рисованию. Отец всегда во мне поощрял этот интерес. Я уже училась в школе, бумаги не было, так мы на краях газеты рисовали. Когда отец был на фронте, мы нарисуем ему в письме: танк, самолет, «Победа! Ура!»

Еще вспоминаю песню тех лет:

«Синее море, красный пароход,

Мы сядем, поедем на Дальний Восток,

На Дальнем Востоке солдаты стоят,

Солдаты идут на фронт воевать.

Мама будет плакать, слезки проливать,

А папа поедет на фронт воевать».

Это старая песня. Её пели, когда началась война с Японией, эта песня 1945 года!

У нас были интересные праздники. Я помню, была на них и снежной бабой, и снежинкой. Нас обязательно украшали, одевали. Всегда какие-то небольшие подарки были.

Послевоенное время – это время голодное, во всех отношениях неуютное, такое голодное время. Постоянно хотелось есть, жили только на травах: лебеда, крапива. Супы варили из них, картошку выращивали, а хранить было негде, так выкапывали ямы прямо около дома. Мама хорошо работала, и ей дали комнату в коммунальной квартире. Рядом с домой, через дорогу, мы выкопали яму, где хранили картошку. И никто не воровал. Помню февраль, уже нечего было есть вообще, морозы страшные были. Папа долбил эту яму, выкапывал картошку, и то, что он смог выкопать, мы хранили под кроватью. Помню, большую кастрюлю наварили этой картошки, и наша семья всю картошку съела за один раз. А там всякая была: и мелочь, и крупная. Один раз на улице нашла свёклу. Я даже не посмотрела, что она были грязная, и съела ее с таким удовольствием!

Это было уже послевоенное время, тогда карточная система была. Очереди за хлебом вспоминаются. Я вставала в 5 часов и шла занимать очередь. А однажды я хлебные карточки потеряла, это было очень тяжело для всей нашей семьи, особенно для родителей, потому что все, что можно было есть, они отдавали детям. Чтобы как-то выжить, мы травы, ягоды ходили собирать. Ходили только группами, нам не разрешали ходить одним, потому что было много нехороших людей среди населения в Новомосковске. Они и сейчас, конечно, есть, такие мужчины, которые охотятся за детьми и по-всякому издеваются над ними. Я это не люблю вспоминать.

Источник: Любова (Кузнецова) Елена Алексеевна // Живая история, под ред. Ирины Княжевой, 6 июня 2015.