А. В. Мелихов
корреспондент «Донской газеты»,
автор многочисленных публикаций о воинах, участвовавших в обороне и освобождении
Сталиногорска, Донского и Узловой
Впервые все встретились со смертью, и не с одиночной, как случалось в мирной жизни. Выносили раненых на носилках, на шинелях, кто полз, кто ковылял сам. А других клали и ряд, который все удлинялся и удлинялся...
Боевое крещение (из воспоминаний Виктора Павловича Козлова)
«Чуть начало светать, мы стали дооборудовать окопы, углублять их. Наш комполка полковник Мельников шел вдоль них и говорил:
Солдаты! Запомните этот день! Запомните и название этой деревушки. Какое у нее нежное девичье имя — Юлинка. Здесь мы примем первый бой и покажем фашистам наш сибирский характер.
Мы запомнили. Но тогда не знали, что после почти десятидневных боев от 1-го батальона, после выхода из окружения, нас останется в живых только взвод, а потом-от взвода девять человек. Видя и слыша своего командира, мы догадывались: он думал о том, как поведут бойцы, встретясь с врагом лицом к лицу. Да, мы понимали, что на этом рубеже нам предстоит первый экзамен. И он наступил...
Мотоциклисты сначала следовали в колонне по два, потом перестроились по четыре в ряд. Шли на большой скорости. Первыми открыли огонь бойцы из передового охранения. Два мотоцикла опрокинулись. Сразу же прицельным огнем и залпами ударили стрелковые взводы лейтенантов Ивана Яхновского и Михаила Жаринова. Теперь перевернулось больше десятка. Остальные машины круто развернулись и, отчаянно треща моторами, бросились наутек. Но и тут их настигали пули сибиряков — ведь мы были кадровыми, служили по второму году и прошли закалку на дальневосточной границе.
Советский пулеметный расчет ведет огонь. Кадр из х/ф «28 панфиловцев».
В то время я был связным на КП батальона, разместившегося в небольшом блиндаже в центре наших позиций.
— Правильно действовали, — услышал я голос комбата, капитана И. А. Мартынова[1], говорившего с командиром третьей роты лейтенантом Василием Хабаренко по телефону. — А теперь держитесь. Фашисты постараются отплатить: Накроют нас огоньком артиллерии, и потом и танки двинут.
Он связался поочередно со всеми ротами, потом с артиллеристами. Распоряжения отдавал ровным, спокойным голосом.
На всю жизнь запомнил я этого замечательного человека, сурового и мужественного воина, отдавшего все свои силы и знания боевой выучке бойцов. Теперь он вел нас в наш первый бой.
Оглядел нас, связных, и сказал:
— Идите в свои роты. Сейчас вы там будете нужнее.
Начало артиллерийской подготовки. Кадр из х/ф «28 панфиловцев».
И вот началось. Гитлеровцы поняли, что перед ними свежие силы и не жалели снарядов. Земли под нами заходила ходуном. Завывании, свист, рев, скрежет, лязг, гром... Хотя всходило солнце, от дыма и пыли стало темно. Смрад перехватывал дыхание. Оглушенные стоили солдаты в окопах, а на головы падали комья земли, камни, куски деревьев и еще непонятно что. На знаю, сколько времени продолжался этот ад. И вдруг все стихло. Наступившее тишина была столь неожиданной, что все высунулись из окопов.
Но в этой тишине со всех сторон прорвалось:
— Санитара сюда!
— На левый фланг санитаров.
— Взводный ранен.
— Братцы, помогите!
— Перевязывай быстрей, в бога мать, видишь немцы прут...
— Товарищ лейтенант! Да помоги же.
Впервые все встретились со смертью, и не с одиночной, как случалось в мирной жизни. Выносили раненых на носилках, на шинелях, кто полз, кто ковылял сам. А других клали и ряд, который все удлинялся и удлинялся...
К действительности вернули нас команды взводных:
— Занять боевые места! Приготовить гранаты!
Советский боец готовит гранаты к бою. Кадр из х/ф «28 панфиловцев».
Тишины уже не было. Невдалеке бой вели второй и третий батальоны. И там фашисты пытались пересечь железнодорожное полотно. Сквозь еще не рассеявшийся желто-черный туман мы увидели гитлеровцев. В полный рост, без выстрела шли из леса на нас цепи автоматчиков в рогатых касках. А на флангах появились танки с пехотой на броне. По траншее пробирался, нисколько не сгибаясь политрук роты Николай Макин. Покусывая зубами травинку, словно наблюдая за тактическим учением, которое проходило у нас в августе, он громко говорил нам:
— Нахальством хотят взять. Нервишки наши хотят проверить. Думают скиснем от одного их вида...
— На психическую похоже, — отозвался Петр Гарин. — А мы их сейчас заставим поклониться русской матушке- земле!
В третьей роте, где командование принял командир взвода лейтенант Иван Яхновский, вместо погибшего ротного, слева и справа бойцы уминали осыпавшуюся на дно окопов от взрывов землю, удобнее укладывали под руки гранаты, бутылки с зажигательной жидкостью. На всякий случай примкнули штыки, сменили обоймы к винтовках. Внешне все спокойны.
Советская артиллерия ведет огонь по наступающим немецким цепям. Кадр из х/ф «28 панфиловцев».
За спиной забухали наши пушки. Во вражеских цепях начали рваться снаряды. Их реденькие разрывы образовывали небольшие бреши в рядах атакующих, но те смыкались, и серо-зеленые волны продолжали катиться на нас. Вперед цепей вырвались пять танков с десантами.
Без команды не стрелять! Бить по смотровым щелям танков! Гранаты только под гусеницы!
— доносился голос комбата Мартынова, появившегося на самом опасном участке второй роты. Спокойствие командира возвращало солдатам выработанное еще на границе самообладание.
Немецкие танки и пехота атакуют советские позиции. Кадр из х/ф «28 панфиловцев».
Фашисты уже в ста и даже меньше метрах. И вот сухо треснул выстрел. Это подал сигнал Саша Зобов, сержант, командир отделения. Следом грянул дружный залп. Неожиданно ударили два ротных миномета и близкими разрывами немцев как ветром смело с танков. Из-за одного выскочил немецкий офицер. Он, размахивая пистолетом, подгонял солдат. Таежный охотник Алексей Рахматулин, тщательно прицелившись, свалил его.
— Видал? — кричит он другу Филиппу Поршневу, но ему не до этого. Прижав к плечу приклад своего длинноствольного тяжелого противотанкового ружья, тот посылает пулю, за пулей. После каждого выстрела морщится: очень сильна отдача. Противотанковые ружья мы получили уже в эшелоне, перед самым прибытием на позиции. Раньше мы ничего не знали об этом оружии, оно только осваивалось промышленностью. А нам пришлось овладевать им в бою. И на первых порах не все получалось. Звонкие выстрелы слышатся и справа к слева. Кажется, слышно, как пули вонзаются в броню. Но танки — вот они!
Сзади нас, рядом, ударили две 37-миллиметровых пушки и два танка остановились, не дойдя до окопов 50-ти метров. Навесным огнем рявкали «минометы, отсекая фрицев, заставляя их залечь. Третий танк замедлил движение — на его пути оказался большой валун. Всего на мгновение повернулся он, чтобы обойти валун, но этого было достаточно, чтобы Филипп Поршнев всадил в него одну за другой несколько бронебойных пуль.
Танк вздрогнул, крутнулся волчком.
Перебили зверю лапу!
— кто-то кричит радостно, а другой добавляет:
Кончайте его!
Немецкий танки подбит, группа немецких солдат за танком залегла. Кадр из х/ф «28 панфиловцев».
Здесь отличились наши минометчики — Николай Овирин, Степан Петров и Павел Карасев. Одним-единым залпом накрыли танк и, вероятно, попали в бензобак. Он вспыхнул внутри, начали рваться снаряды. Два последних танка повернули назад. Решительнее застучали наши пулеметы, слитными стали винтовочные залпы по гитлеровцам, оставшимся без броневой поддержки. Первая атака была отбита. Но отдыхать некогда, надо восстанавливать разрушенные окопы, рыть новые, хоронить товарищей; отправлять раненых в тыл. Хотя немало мы уложили перед своими окопами врагов, но и наши потерн были немалые. Едва опомнившись, ребята кричали на окопа в окоп:
Попов, Ушинский, Сушаков, Бсрестнев, Рамазин, отзовитесь!
И если кто откликался, радовались как дети, а нет, рукавами шинелей вытирали мужские слезы. Ведь почти весь состав полка был из земляков, да и за год службы сроднились. И вот...»
Источники:
| 
