А. В. Мелихов
корреспондент «Донской газеты»,
автор многочисленных публикаций о воинах, участвовавших в обороне и освобождении
Сталиногорска, Донского и Узловой
Оценка солдата (из письма бывшего разведчика 813-го полка Андрея Семеновича Снегирева из г. Енисейска)
«Мерой всех жестоких испытаний для нашей 239-й дивизии стал вот этот рубеж: Вельминка—Егорьевское— Kpyтoй Верх—Васильевка—Каменка—Ширинский лес—деревни Спасское и Ольховец.
У кого потом были Сталинград, Курская дуга, большие и малые города и села, а у нас вот это. Как же хотелось немцам бронированным ударом сходу смять защитников этих деревушек, смять в лепешку, но, попробуй, возьми нас!..
...Зажили раны в родном краю, у истоков родной реки, а вот дорог, что исхожены под огнем и смертью, не забыть нам, солдатам, вовек. Часто собираемся мы под мирным кровом и видим отблески тех костров. Поем наши сибирские песни, что пели в сорок первом. Жены, дети, внуки слушают нас молча. А мы, устремив в прожитое взгляды, зовем своих товарищей, не пришедших с войны. Не пришло же их, ой, ой, как много. Они погибли негромко и не просили увековечить их память в полях под теми деревушками. Травой-повиликой пробились они из братских могил к свету, к людям. Там им суждено было драться до смерти, там стал их последний дом. А на родине, где цветы голубеют в поле, в лесу, смотрят в голубое небо матери, жены, дети и думают свою тяжкую думу о них...»
Поединки с танками
...К ночи подул холодный ветер, срывая с деревьев над окопами капли и разбрызгивая их. Отвратительно леденящие, они падали за ворот шинели и не давали согреться. К рассвету батальоны заняли и кое-как оборудовали позиции: очень уж устали бойцы и от беспрерывного напряжения, и от перехода. К тому же, в утру подморозило. У многих болели челюсти, то ли от холода, то ли еще от чего, но когда раздали остывшие макароны и сухари, сухари нельзя было разгрызть от боли.
Солдаты были одеты по-летнему — в гимнастерках и пилотках. Спасали шинели — наши русские шинели, — которые были и домом, и печкой. Хмурым утром начался дикий танец войны. Из-за бугра хлынуло зарево сначала орудийных танковых снарядов. Потом перемешались треск, гром и огонь пулеметов и минометов. На всем участке, занимаемом полком, вскидывались разрывы, летели комья земли и бурая, не остывающая гарь. По окопам хлестал, меся землю и глину разрывной металл. Он вырывал одного человека за другим, в чет и в нечет. Потом пошли неплотными цепями гитлеровцы. Надо было подпускать ближе: стрелять -- так наверняка. А они не подошли на выстрел — залегли. Значит, сейчас двинутся танки.
Немецкие танки и пехота атакуют. Кадр из х/ф «28 панфиловцев».
Из окопов ударили беспорядочные выстрелы. Послышалась команда:
— Прекратить огонь! В кого стреляете? Наугад, зря патроны тратите.
— Как зря? Враг же!
— В лежачих редко попадешь. Встанут, тогда и вали во всю.
— Но их же много...
— Вот и стреляй так, чтобы стало меньше. Выбирай любую фигуру и бей без промаха...
«Бутылки с зажигательной смесью к бою!» Кадр из х/ф «28 панфиловцев».
На позиции восьмой роты двинулись сразу шесть танков. Бронебойных ружей не было, зато были гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Бойцы выжидательно смотрели на передний окоп, в котором находился командир роты старший лейтенант Сергей Филиппович Лобачев. Командир понял, что сейчас главное не растерять вот этот настрой, когда бойцы ждут решительной команды. Нужно было показать пример, и он не стал ждать, когда ползущая, лязгающая громадина навалится на его окоп. Грунт был песчаный и танк сдавит человека, как букашку,
— Ребята, — крикнул он во весь голос. — Этот коробок мой.
и перевалившись через бруствер, ящерицей пополз, не поднимая головы и не отрывая тела от земли. Больше всего он беспокоился о бутылке, боясь разбить ее или расплескать драгоценную жидкость. Передвигал бутылку левой рукой, а в правой сжимал противотанковую гранату. Танк шел, выплевывал пулеметные очереди, но пули перелетали. Расстояние неумолимо сокращалось... 60.. 40... 30 метров.
Поменял из руки в руку гранату и бутылку со смесью. Замер на минуту. Затем старший лейтенант вскочил во весь рост, и метнул бутылку, через секунду гранату, сам упал в сторону и покатился. Послышался взрыв. Чуть приподняв голову, увидел, как прилипчивая горючка расползалась языками пламени по броне. От нее теперь не отделаешься и тем паче огонь не погасишь, когда он уже обнял половину корпуса.
Еще минуту полз танк, а его обитатели, как будто не понимали, что случилось. Потам вдруг встал, крутнулся вокруг своей оси, разбрызгав вокруг землю.
Лобачев чуть приподнялся, карауля танкистов. Из верхнего люка будут выпрыгивать или из нижнего? С оружием или нет? Лязгнула крышка верхнего люка и из него мешком вывалился, кричащий во весь голос: —
Майн гот! Майн гот!
— танкист. Шлем и комбинезон на нем горели. Он начал костром кататься по земле и старший лейтенант выстрелом из пистолета успокоил его. Бурно горящий танк больше не выпустил из своей утробы ни одного человека. Почувствовав нетерпимый жар горящего металла, старший лейтенант отполз.
Немецкий танкист покидает подбитый танк. Кадр из х/ф «28 панфиловцев».
Мимо него пробежал, крикнув: —
Теперь моя очередь!
— старший политрук Иван Наумкин. В руках у него было по связке гранат. Старший лейтенант попытался двинуться дальше вдоль косогора, но кто-то сзади удержал его за полу шинели. Оглянулся — связной Сергей Козаченко.
Товарищ командир, вас ждут На командном пункте.
Звонил комполка Абакумов:
Принимай командование первым батальоном. Корниенко убит..
Лобачев вытер холодный пот с лица и оно стало полосатым от гари. Он начал управлять боем: одних бойцов с гранатами и бутылками посылал против танков, другие отражали пехоту и мотоциклистов.
Политрук и с ним двое смельчаков — Абжан Жусупов и Николай Веселков,— залегшие в воронках, подожгли два танка, но были сражены автоматчиками, прятавшимися за ними. Третий танк подбил Ефим Кулаев, бросив под гусеницу связку гранат. Тот прополз несколько метров, оставив длинную стальную ленту. И он же прижал всех к земле, ведя отчаянную стрельбу из пушки и пулемета. Огонь его казался вездесущим; стояло кому-то шевельнуться, поползти как это место мгновенно осыпалось роем пуль или разрывом снаряда. Тыл его защищало с десяток автоматчиков.
Ивану Шахареву[1] удалось выдвинуться на бросок бутылки с зажигательной смесью. Вот он стремительно вскинул ее над головой для броска, и в ту же секунду от автоматной очереди она лопнула над ним. Уже пораженный пулями, он успел из левой руки перекинуть в правую вторую бутылку и поразить танк. Сам же, вспыхнувший факелом, пал на землю...
Потрясенные бойцы с хриплыми криками, без команды, поднялись и в несколько прыжков достигли танка и уничтожили 12 автоматчиков. Танкистов, вывалившихся из нижнего люка, кроме одного, прикончили штыками...
В представлении к посмертному награждению орденом Боевого Красного Знамени о подвиге сибиряка сказано[2]:
Иван Шахарев, рядовой 2-го взвода 8-й роты 3-го батальона 813-го стрелкового полка 239-й стрелковой дивизии, при отражении танковой атаки зажег вражеский танк и сгорел сам.
Потом была короткая передышка.
Источники:
[2] По состоянию на 2016 год, в базе данных «Память Народа» указанное представление к награде отсутствует.
| 
