А. В. Мелихов
корреспондент «Донской газеты»
Из сообщения Совинформбюро о провале немецкого плана окружения и взятия Москвы от 12 декабря 1941 года
Поражение немецких войск на подступах к Москве
К исходу 11 декабря 1941 годе мы имели такую картину:
...е) Войска генерала Болдина, разбив северо-восточнее Тулы 3-ю и 4-ю танковые дивизии и пехотную дивизию «СС» (Великая Германия) противника, развивают наступление, тесня и обхватывая 296-ю пехотную дивизию противника.
ж) Первый гвардейский кавалерийский корпус генерале Белова, последовательно разбив 17-ю танковую, 29-ю мотопехотную и 167-ю пехотную дивизии противника, преследует их остатки, освободив города Венёв и Сталиногорск.
з) Войска генерала Голикова, отбрасывая на юго-восток части 18-й танковой и 10-й мотопехотной дивизии противника, заняли города Михайлов и Епифань...
Да, 11 декабря, два полка 2-й гвардейской кавалерийской дивизии полковника Н. С. Осликовского и 1113-й стрелковый полк 330-й Тульской дивизии полковника Г. Д. Соколова фронтальным ударом через д. Прохоровку и Грицово освободили северный Сталиногорск, а 1111-й и 1109-й полки той же дивизии — южный Сталиногорск.
В тот же день части 324-й стрелковой дивизии взяли станцию Епифань (гор. Кимовск—автор.). А 328 сд полковника А. П. Еремина 11 декабря успеха не имела: из-за упорного сопротивления скопившихся отступающих войск противника в районе Дубовое, Бобрик-Гора, Донской, — она не смогла, согласно приказа, выйти на заданные рубежи. Была еще и другая причина.
Из боевого донесения командования 10-й армии в штаб Западного фронта о ходе боевых действий войск 12 декабря 1941 года
...Армия продолжает преследовать противнике а западном и юго-западном направлениях. Данные о противнике: вновь взятыми пленными, а также захваченными картами 25-й и 29-мотопехотных дивизий, подтверждается, что против нашей армии действуют 112-я пехотная, 25-я мотопехотная (выдвинутая из-за Доне, из резерва), остатки 29-й, и против нашего левого фланга — 10-я мотопехотная дивизия.
Подтверждаются данные о сильных укреплениях, возведенных немцами в течение двух недель на рубеже — от южного отрога Сталиногорского водохранилища до ж. д. Гранки и Люторичи по реке Дон, которые задержали наступление 328-й сд. Противник отходит, в основном на юго-запад, в направлении г. Богородицка...
Командующий 10-й армией генерал-лейтенант Голиков. Член Военного совета 10-й армии корпусной комиссар Николаев.
(ЦАМО СССР. Фонд 208, опись 2511, депо 93, листы 53-58. Подлинник)
Оценив сложившуюся обстановку, генерал Голиков приказал 12 декабря командиру 324-й дивизии Кирюхину Николаю Ивановичу из г. Епифани повернуть 1091-й и 1093-й стрелковые полки на северо-восток, и через населенные пункты Рождественно, Ренёво, Михайловка выйти к Дубовому, имея на левом фланге скопление немецких частей в селе Люторичи.
Тем же приказом командиру 330-й Тульской дивизии полковнику Соколову предписывалось 1111-му, 1113-му полкам продолжать наступление на Узловую, а 1109-му повернуть на юго-запад, в направлении нынешнего Северо-Задонска, бывших поселков Аварийный и «13 километр», далее дер. Кожино-Петровка, Бобрик-Гора, деревни Моисеевка—Лешки—Пучки—поселки шахт №№ 12—13-Донской.
У деревни Коженка 12 декабря 41-го
В ночь с 11 на 12 декабря второй батальон 1109-го полка 330-й Тульской дивизии вошел в горняцкие поселки Аварийный и «13 километр». Выставив посты наблюдения, роты расположились на краткий отдых. Он был просто необходим. За неделю наступления бойцы спали урывками по два—три часа в сутки, питались сухарями, да картошкой в мундире, которую наспех варили им женщины в освобожденных деревнях (походные кухни застревали в снежном бездорожье и не могли застать солдат на коротких привалах). Много было обмороженных: холода стояли лютые.
Комбат-2 капитан Бойченко в одном из бараков в поселке «13 км», в квартире солдатки Прасковьи Семенихиной, ставил задачу ротным командирам:
— Роте старшего лейтенанта Кожевникова вести наступление на деревню Коженка [ныне не существует; в черте микрорайона Задонье г. Донского] и поселок шахты № 19, с выходом на Лешки и Моисеевку.
— Лейтенанту Загороденеву захватить юго-восточную окраину Коженки, по железнодорожной ветке, имея впереди Крутовский лес, выйти к селу шахты № 17, где возможна встреча с частями 328-й Ярославской дивизии.
— Роте лейтенанта Фигурина двигаться за Кожевниковым, захватить мост в районе Коженки, выбить противника из поселка шахты № 17 к 18.00. Иметь местонахождение деревню Задонье и северную окраину поселка Бобрик-Гора.
— Командиру пулеметного взвода лейтенанту Щербакову поддержать наступление рот...
Затем комбат обратился к жителям, собравшимся в одной из комнат:
— Кто согласится быть проводником?
— Проведем, товарищ командир. Муха носа не подточит, — охотно откликнулись Грищенко, Филатов, Самсонов, Шабушкин, Семенихин. — Хоть сейчас готовы. Кожанка вот она, километра не будет. Сразу за подстанцией скирды соломы, конюшня, а там через овраг — Петровка [ныне не существует; в черте микрорайона Задонье г. Донского], и вот тебе 17-я шахта, и Крутое...
— Спасибо, товарищи. Отложим до рассвета, — и офицерам: — Всем ротам начать движение в 8.00.
— Жители нашего маленького Аварийного поселка всю ночь на 12 декабря не спали, — вспоминали сестры Кобец — Анна и Тина. — Во всех домах расположились солдаты, большинство из них в возрасте от 35 до 40 лет. Командиры-то были почти наполовину моложе их. Шахтерские солдатки поделились с ними своими скудными запасами: кто наварил картошки в мундирах, кто пшенного суша, кто щей. Только хлеба не было: сами больше двух недель оккупации в глаза не видели. Спали они тревожным сном.
А на рассвете забегали командиры, сержанты, поднимая их на службу. Наскоро попив кипяточку с сухарями, попрощавшись с жителями, вышедшими провожать их, они построились в колонны и пошли по снежному полю по направлению Кожанки и поселка девятнадцатой шахты, чтобы выйти на шоссе. Последним прощался с нами веселый, жизнерадостный двадцатилетний лейтенант, который просил звать его Алешей Щербаковым, по отцу Степановичем.
Не тужите, девчата, ждите скоро нас с победой!
Рассветало... Еще виднелись спины последних бойцов, когда впереди раздались взрывы снарядов...
Уроженец села Смородино П. В. Почуеев, рядовой 1-й роты 2-го батальона 1100-го полка, раненный под Коженкой, припоминает:
— Первый и второй взводы уже вышли на перекресток шоссе — одна дорога шла на запад, на поселок шахты № 19, другая — на юг, под уклон к мосту через Коженку, на поселок семнадцатой. Комроты старший лейтенант Кожевников, шедший впереди, всего на несколько минут задержал движение роты, уточняя дальнейший маршрут с командирами взводов — лейтенантами Рязановым и Войлером. Здесь же были политруки Павлов и Козлов.
И вдруг со стороны поселка шахты № 19 прицельно ударили немецкие пушки. Над головами стали рваться шрапнельные снаряды. Командир роты Кожевников, командиры взводов и два политрука были убиты. С ними сразу пало несколько десятков солдат. Острая боль пронзила меня выше колена правой ноги, полоснула бритвой сквозь полушубок слева по ребрам. Я упал...
...Подошедший третий взвод, не понимая что произошло, затоптался на месте, но по команде политрука Николая Ратова залег в неглубокий придорожный кювет. Сзади, с перелетом, в молодом колхозном саду два фугасных вздыбили черную землю. Больше орудия не били. Но едва солдаты стали поднимать головы, как с чердака семилетней школы, находящейся всего в двухстах метрах, по уцелевшим хлестнули струи вражеского пулемета, а с домов Коженки ударили минометы. Рота попала в огненную смертельную ловушку...
С гранатами в руках, лицом, всем телом вдавливаясь в снег, по придорожной канаве пополз к школе политрук Николай Ратов.
Для залегших бойцов минуты, пока он пробирался к школе, казались часами. Нельзя было приподнять головы над снежным бруствером — фонтанчики пулеметных пуль вздымались перед глазами. К тому же, все ближе и ближе подбирались минометные посланники смерти...
И вот донесся взрыв гранат, взлетел над крышей шифер, замолк пулемет... Теперь третий взвод мог повернуться фронтом к Коженке. Открыли огонь из станковых пулеметов Яков Маннников и Петр Перов. Видимо, их пули достигли цели: минометный обстрел ослаб.
...Командир 2-й роты лейтенант Фигурин, уже подойдя к юго-восточной окраине Коженки, услышал звуки боя со стороны, куда ушла рота Кожевникова. Не только услышал, своими глазами увидел, как поднималась земля, вздыбленная снарядами и минами. Увидел потому, что расстояние до места боя не превышало километра. Принял решение: с двумя взводами идти на помощь Кожевникову, третьему взводу лейтенанта Николая Девина продолжать движение в направлении семнадцатой шахты.
В свою очередь, комвзвода приказал отделению автоматчиков старшего сержанта Валентина Копылова пересечь овраг, разделяющий деревни Коженку и Петровку, и задами последней выйти на шоссе, перекрыть Коженский мост и ударить по минометчикам. Бойцы быстро пересекли овраг за конюшней, вышли на южную окраину Петровки. Минуту—другую восстанавливали дыхание, потом стремительным броском достигли шоссе и залегли по обе стороны у крайних изб.
Немцы суетились у четырех минометов по ту сторону моста, метрах в двухстах. Там же стояли две крытые машины.
На северной стороне от школы поднялись в атаку цепи первого батальона. Перед ними густо , рвались мины.
Политрук Андрей Сафонов, оценив обстановку, крикнул старшему сержанту Копылову:
Вперед, Валентин!
Оставив лыжи, отделение достигло моста и открыло огонь из десятка автоматов. Немцы, их было около пятидесяти, сначала не поняли, почему стали падать их соседи, а когда оглянулись, увидели приближающихся советских солдат. Бросив минометы, заметались. Одни кинулись к машинам, другие начали отстреливаться. Под огнем упали Тимофей Калмыков и Тихон Галкин. До машин не было и шестидесяти метров. На них и сосредоточили огонь автоматчики. Одна вспыхнула, загородив дорогу другой. К мосту, с той стороны, приближались бойцы. Около двух десятков гитлеровцев, поняв, что дорога на семнадцатую и Бобрик-Гору отрезана, бросились в овраг и по ручью стали отходить к деревне Моисеевка...
Из воспоминания очевидцев боя — жителей Северо-Задонска, дер. Коженки, поселка бывшей шахты № 19 Зайцевой, Клепиковой, Низких, Корнеевой, Маркиной, Семенихиной и других*
* фамилии и звания солдат и офицеров уточнены автором в ЦАМО.
...Немногочисленное население Аварийного, проводив последних бойцов за южную окраину поселка, пожелав им всего хорошего, еще не успели разойтись, как услышала разрывы снарядов. От крайних домов хорошо было видно, как наши солдаты залегли у обочины шоссе и в молодом саду колхоза «Рассвет» (д. Коженка). Отчетливо прослушивались в морозном воздухе пулеметные очереди, винтовочные выстрелы. Ведь расстояние до места боя не составляло и километра. Гулко ухали мины, летевшие со стороны Коженкн. Со стороны поселка «13 километр», через коженскнй луг, к месту боя, спешила 2-я рота лейтенанта Девина вместе с командиром батальона майором Бойченко. Он приказал выдвинуть на позиции первой роты два взвода и выслать в обход деревни с южной стороны отделение автоматчиков-лыжников во главе со старшим сержантом Копыловым, Киселевым и политруком Сафоновым.
Поддерживая друг друга, оттуда медленно пришли два раненых бойца.
— Товарищ комбат! — обратился один из них. — Убит ротный, погибли оба командира взводов. Командование ротой принял младший лейтенант Вавилов.
— Потери?
— Большие, товарищ комбат! Много убитых, много раненых...
— Пожалуйста, окажите им помощь, — обратился к женщинам майор. — До прихода санбата.
Почти два часа не стихала перестрелка. Потом вдруг наступила тишина...
К месту боя потянулись женщины и подростки из поселков «13 километр», Аварийного, шахты № 19, колхозницы из Кожено-Петровки. Они стояли неподвижно и молчаливо, впервые видя жатву войны. Тела погибших лежали в самых причудливых позах: кто лицом вниз, кто навзничь, на боку, на коленях, полусогнувшись, с раскинутыми руками, с подвернутыми под живот ногами. Среди них ходили несколько солдат, собирая оружие, отстегивая подсумки с патронами. Почти всех переворачивали, чтобы достать документы, и под каждым на белизне снега алели лужицы крови. Обнаружили более двадцати раненых. Их погрузили на сани, которые пригнали три колхозницы, и повезли в поселок.
Положение частей 330-й стрелковой дивизии на 12 декабря 1941 года 15:00.
Фрагмент отчетной карты Западного фронта с положением частей 50-й и 10-й армий на 10-12 декабря 1941 года.
Принесли от школы смертельно раненого политрука Николая Ратова, уничтожившего гитлеровских пулеметчиков. В его руке намертво была зажата еще одна граната...
С той стороны деревни привезли на конных санях сержантов Копылова, Киселева, политрука Сафонова и еще трех бойцов. Из молодого сала на плащпалатках доставили пулеметчиков Мананникова, Петрова и их вторых номеров—Штукина и Панькина. К комбату подошел солдат, держа в руках небольшую стопку документов:
— Товарищ майор! Вот восемь партийных, три комсомольских билетов и десять солдатских медальонов. У остальных убитых ничего не обнаружено.
Бойченко бережно положил их в планшетку, и повернулся к собравшимся жителям:
— Дорогие женщины! Батальон уходит дальше. Прошу, похороните наших боевых товарищей в общей братской могиле. Похороните их здесь, у обочины дороги, чтобы они не чувствовали себя одинокими. Не забывайте их, отдавших свои жизни за вашу свободу и родную землю... Прощайте, братья! — он низко склонил обнаженную голову перед погибшими. — Мы отомстим за вас, чего бы это нам не стоило. До свидания, товарищи. Пожелайте нам победных боев против захватчиков...
И едва последние солдаты, часто оглядываясь, пошли дальше, над толпой пронесся долго сдерживаемый женский крик. Женщины бросались к мертвым, рыдая и причитая во весь голос. Низко наклонялись, падали на колени, жадно всматривались в безответные теперь лица, ища родные черточки. Почти у всех забрала война мужей, отцов, братьев. Кто-то уже получил зловещие похоронки, а кто-то еще не дождался ни письма, ни другой весточки.
Стон загулял над заснеженным полем громче выстрелов и разрывов снарядов:
— Ох ты горе, горькое! Горе фашистское, проклятое!
— Ох, мужики, мужики! Сколько же вас, родимых, полегло здесь навечно!..
—...Не увидят вас больше ни отцы, ни матери, ни женушки, ни деточки!..
—-...Жить бы вам, да жить, любить бы вам, да любить!..
—...Смотреть бы вам на солнышко ясное, на звезды яркие, на месяц серебристый, на леса зеленые, на реки чистые, на поля широкие, да закрылись ваши глазоньки на веки вечные...
—...Не обнимите теперь своих мамочек, не поцелуете родных женушек, не приласкаете кровных детушек...
Но не шевелились, не откликались солдаты, уснувшие вечным сном...
Все когда-то сталкивались со смертью близких, знакомых, вызванной болезнью или старостью, но это были одиночные смерти, хотя тоже и горькие. Видели, как умирали в одиночку, но никогда не видели, как погибают люди, сбитые сталью и свинцом, с пробитыми головами и животами, с обезображенными лицами, с оторванными руками и ногами...
Людской стон расплескался под затуманенным порохом небом. Он, наверное, достигал слуха воинов, ушедших навстречу новому бою, новым смертям...
А эти солдаты — в ушанках, в валенках, в полушубках и шинелях, в военных рукавицах с одним пальцем, чтобы можно было нажимать курок, — не слышали стонов, не видели горючих слез. Мать-земля приняла своих родимых в объятия, чтобы больше не расставаться.
На нее опускались ранние декабрьские сумерки первого года жесткой, кровавой войны...
| 
