Григорий Плохотнюк
историк, г. Воронеж
Посвящается 100-летию со дня рождения К. Симонова*.
Бесспорно, что вспоминая творчество советского писателя и поэта Константина Симонова, в первую очередь на ум приходят строчки его знаменитого стихотворения «Жди меня». Второе, что моментально выхватывает память, это кадры из фильма «Живые и мертвые»[1] с лицами политрука Синцова и комбрига Серпилина, которых замечательно сыграли Кирилл Лавров и Анатолий Папанов. На мой взгляд, это один из лучших и правдивых фильмов о Великой Отечественной войне. Режиссер Александр Столпер снял его по одноимённому роману Симонова.
 
Константин Михайлович Симонов и его фильм «Живые и мёртвые» (Мосфильм, 1964)
В первой части «Живых и мёртвых», как киноленты, так и книги, есть один яркий эпизод: там, где главный герой фильма военный корреспондент Синцов осматривает подбитые немецкие танки, а его товарищ Мишка Ванштейн (актёр Зиновий Высоковский) снимает их на фотоаппарат. А сопровождает актера Лаврова на ржаном поле, а затем угощает «таранькой», укрываясь в окопчике от «мессера», молодой лейтенант с доброй русской фамилией — «Хорышев»[2].
Политрук Синцов и лейтенант Хорышев (кадр из фильма).
Ну, и казалось бы, к чему это я все вспомнил? Зачем рассуждаю о произведениях Константина Симонова, да ещё упоминаю эпизодическую роль с молоденьким лейтенантом? Ответ будет простым. Оказывается, что во всех своих художественных произведениях писатель Симонов, только два раза использовал настоящие фамилии, действительно встреченных им на войне людей. Образов и прототипов сотни, а живых героев с настоящим именем только два. Так писатель раскрывал своё творчество в письме Д. И. Золотарёву:
«…Дело в том, что в моих книгах все фамилии и имена вымышленные…Для того чтобы не вводить людей в заблуждение, я специально — и в журнале, где печатались романы, и потом в отдельных изданиях — делал оговорку, примечание, что и названия частей, и фамилии, и имена вымышленные» [3].
Но у Симонова, как упомянуто выше, были и исключения:
«… В своё время сознательно оставил в «Живых и мёртвых» подлинную фамилию Хорошева. Мне показалось, что если оставить этому … герою подлинную фамилию…может быть, он откликнется, найдётся. Так я когда-то думал и с Хорошевым в «Живых и мёртвых», но тот не откликнулся. Наверно, погиб»[4].
Да, Константин Симонов оказался прав. Михаил Хоршев не откликнулся, так как погиб 6 августа 1943 г. на орловщине под Кромами [5]. Но версия его гибели, озвученная Симоновым, была совершенно иная, чем это было на самом деле: «Во всех других разысканных мною личных делах, кроме дела Гаврюшина [6], все записи одинаково обрываются на 1941 годе, на последних довоенных служебных характеристиках... Личное дело лейтенанта Хоршева. На фотографии бритоголовый молоденький курсантик. Коротенькое личное дело, в котором только и указывается «нет», «нет», «не был», «не состоял», «не проживал»... 23 февраля 1939 года приносил военную присягу. И дальше одна-единственная характеристика:
«Требователен, дисциплинирован, по тактической подготовке «хорошо», по огневой подготовке «хорошо». Может быть использован командиром взвода с присвоением военного звания лейтенант»[7].
Вот и все, что есть в деле лейтенанта Хоршева Михаила Васильевича. А дальше были война, Могилёв, бои, в которых он, как и другие его сослуживцы, оправдал свою предвоенную аттестацию. Оправдал и погиб. Очевидно, так.
 
1) Курсант РПУ Хоршев М. В., 1938 год.
2) Приказ ГУК ВС СССР № 02111 (фрагмент). ЦАМО РФ, ф. 33, оп. 563784, д. 31, л. 87.
Почему так оценил жизненный путь лейтенанта Хоршева великий советский поэт и писатель Симонов, сейчас не известно. Пока это для меня неразгаданная загадка. Есть, конечно, версии, но они требуют определённой проверки, осуществить которую в данное время мне, как обычному, не привилегированному исследователю не представляется возможным. Ведь Константин Симонов, когда посещал Центральный архив Министерства обороны Советского Союза и изучал интересующие его документы, работал с личными делами офицеров, в том числе и с делом Михаила Хоршева, так, во всяком случае, это следует из его книг (эпизод по Хоршеву выше).
Хотелось бы задаться вопрос, почему запись о нём обрывается «на 1941 годе»? Ведь к примеру, в учётно-послужной карточке (УПК) капитана Хоршева М. В., которая так же хранится в ЦАМО (сейчас РФ, а не СССР), есть записи его служебной деятельности после 1941 г. с точной и полной формулировкой о его смерти: «Погиб 6.8.43», со ссылкой на номер приказа ГУК НКО СССР № 04841от 29.02.1944 г. и на номер приказа ГУК ВС СССР № 02111 от 23.02.1947 г. [8]. Остаётся строить догадки, почему вся эта информация не была известна Константину Симонову?
Проверить их не представляется возможным, так как тысячи простых исследователей Великой Отечественной войны (да и не только они) отсечены от уникальных и ценных документов — архивных документов, которые находятся в личных делах офицеров Красной и Советских армий. Самый большой массив подобных документов находится на хранении в Центральном архиве Министерства обороны России в г. Подольске. Наше государство отгородила их от массы исследователей и историков непреодолимой стеной: Федеральным законом № 125 «Об архивном деле в Российской Федерации» от 22.10.2004 г., где есть статья 25, пункт 3 и Федеральным законом № 152 «О персональных данных» от 27 июля 2006 г. Собственно говоря, именно поэтому, у меня нет возможно просмотреть личное дело капитана Хоршева М. В. и уже сегодня разгадать загадку Симонова.
Но вернёмся к нашему герою, какая у него сложилась судьба? Михаил Васильевич Хоршев родился 1 января 1920 г. в селе Шапкино Тамбовской губернии в крестьянской семье. В 1938 г. Михаил окончил 8 классов школы в г. Борисоглебске. И уже через несколько месяцев, 15 сентября 1938 г. поступил в Рязанское пехотное училище им. Ворошилова. На тот момент юному курсанту ещё не исполнилось и 18-и лет. Училище окончил досрочно, и 4 февраля 1940 г. получив два лейтенантских кубика в красные петлицы, убыл к своему новому месту службы в г. Ефремов.
С 10.02.1940 г. «по июнь м-ц 1940 г. работал командиром стрелкового взвода 388 сп 172 сд, с июня м-ца 1940 г. по июль м-ц 1941 г. работал заместителем командира стрелковой роты (по штату) 388 сп 172 сд, но одновременно с февраля м-ца 1941 г. по июль м-ц 1941 г. временно работал помощником начальника штаба полка по оперативной части. С июля м-ца 1941 г. по октябрь м-ц 1941 г. — командиром стрелковой роты 388 стр. полка 172 стр. дивизии. С 30 сентября 1941 г. по 18 октября 1941 г. — командир стр. роты 409 сп 137 сд» [9]. Вот так собственноручно писал в справке-докладе 24 октября 1941 г. лейтенант Хоршев.
Ему дважды в 1941 г. удавалось выходить живым и невредимым из окружений. Сначала в июле-августе из под Могилёва, затем в октябре из-под Орла. Надо полагать, что во время своей службы в 388 сп молодой лейтенант хорошо зарекомендовал себя перед начальством. Неспроста, он почти полгода работал при штабе полка. Так как Михаил Хоршев был хорошо известен командиру полка полковнику Кутепову С. Ф. и особенно начальнику штаба полка капитану Плотникову С. Е. [10], перед самой войной он принял под свое командование 8-ю стрелковую роту 3-го стрелкового батальона. А это 177 человек личного состава (ячейка управления 8 роты, 3 стрелковых взвода, пулемётный взвод, санитарное отделение) [11].
 
1) Командир 388 полка полковник С. Ф. Кутепов (Фотография из коллекции Могилёвского областного краеведческого музея им. Е. Р. Романова (ОБО 388п; № О.Ф. 17960).
2) Начальник штаба 388 полка капитан С. Е. Плотников (Фотография из коллекции Могилёвского областного краеведческого музея им. Е. Р. Романова (ОБО 388п; № 8176).
Эшелон с 3-м батальоном 388 полка разгрузился под г. Могилёвом вечером 29 июня 1941 г.[12] и получил приказ командира полка оборонять «безымянные высоты в 2 км северо-западнее Буйничи, седлая шоссе Могилёв — Бобруйск. 7 ср на ю-з скатах высоты 2 км с-з Буйничи, 8 ср седлая шоссе левым флангом на правом берегу р. Днепр»[13]. Вот так с 30 июня рота лейтенанта Хоршева стала занимать этот район обороны, совершенствуя его в инженерном плане. «3/388 сп седлая шоссе Бобруйск-Могилёв, обороняет район: роща 1,5 км ю./жнее/ Тишовка, иск./лючая/ Буйничи. 7 ср на правом фланге, 8 ср на шоссе зап./нее/ Буйничи, 9 ср во втором эшелоне» [14].
Фрагмент карты ГШ РККА: юго-западнее от Могилёва, здесь держала оборону 8-я рота.
В течении почти двух недель 8-я рота обживала свои позиции, а бойцы и командиры находились в тревожном ожидание: «Когда он подойдет?» Уже на севере, западе и юге грохотало! Уже соседний 2-й батальон, усиленный артиллерией, выдвинулся навстречу врагу по Старо-Быховской дороге, «имея задачи отрезать путь отхода прорвавшейся группы танков за р. Днепр и уничтожить их» [15], а на участке обороны Хоршева все было по прежнему. Но уже чувствовалось в вечерней прохладе, что до боя совсем недалеко...
Фрагмент немецкой карты, составленной к 2 часам ночи 11.07.1941 г. в штабе 2 ТГ(PzAOK 2). Хорошо видны группировки 24 МК и 46 МК, направленные в обход Могилёва (в центре) к Ельне (справа в центре). NARA, T. 313, R. 86, F. 732608.
10 июля 1941 г. в «5.50» (по московскому времени это 6 ч. 50 мин.) 10-я рота 2-го пехотного батальона 41 пп 10 моторизированной дивизии стала «первым подразделением немецких войск», которым удалось форсировать Днепр и закрепится на его восточном берегу[16]. Гитлеровские войска продолжали движение на восток, воплощая свои захватнические планы. Именно 10 июля стало определяющим и для 8-й стрелковой роты, уже тогда поделив ее на будущих «живых и мертвых».
Приказ 24 тк от 10.07.41 г. о наступление на Могилёв. NARA, T. 314, R. 715, F. 000740, 000741.
К 22.30 (по берлинскому времени) был подготовлен приказ 24-го немецкого танкового корпуса о «продолжении наступления через Днепр на 11.7» [17]. В этом приказе была поставлена задача трём немецким дивизиям: 3 тд, 4 тд и 10 мд, на дальнейшие действия по захвату плацдармов на восточном берегу Днепра, а так же о переправе основных сил дивизий через реку. Если в полосе наступления 4 тд и 10 мд саперы должны были построить мосты через Днепр на месте выхода дивизий к реке (16-тонный восточнее Старого Быхова для 4-й танковой дивизии и 8-тонный «в окрестностях Ворколабов (правильно Барколабово — прим. авт.)» для 10-й моторизированной дивизии), а с ночи начать переправу техники и тяжёлого вооружения, то для 3 тд был намечен другой план действий. Захватить готовый мост! И этот мост должен был быть мостом через Днепр на юге Могилёва. Вот такой замысел вынашивался немецким командованием:
«3 тд наступает после восстановления моста через Лахву (западнее Досова, шоссе Бобруйск — Могилёв)[18], зачищает территорию между Днепром и Лахвой, берёт Могилёв и силой добивается переправы через Днепр. Дивизии вменяется в обязанность защита северного фланга корпуса западнее Днепра. Позднее дивизия замышляется на Чаусы»[19].
Место, где немецкие сапёры 11.07.41 г. наводили переправу для 3 ТД через Лахву
Надо понимать, что немцы с самых первых часов войны никогда не отказывались от уже имевшихся мостов и всегда старались захватить их в целости и сохранности. Этой же тактикой они решили воспользоваться и в этот раз. В штабе 3 танковой дивизии был спешно разработан план проведения операции. К 16 часам 11 июля 1941 г. был подготовлен приказ «на наступление на Могилёв»[20], который завизировал своей подписью командир дивизии генерал Вальтер Модель. Для этого была создана боевая группа под командованием полковника фон Мантейфеля. В состав ударной группы входили подразделения 3 тд: 2-й танковый батальон 6-го танкового полка; 1-й стрелковый батальон 3-го стрелкового полка со специальными подразделениями 3-го сп; 3-й мотоциклетный батальон (без 1-й мотоциклетной роты), но усиленный моторизированной ротой на бронетранспортёрах 394-го стрелкового полка. На поле боя танкистов и стрелков поддерживали: 2-й дивизион 75-го артполка; 3-я сапёрная рота 39-го сапёрного батальона; 521-й противотанковый батальон; 6-я батарея 59-го полка ПВО, которые тоже были включены в боевую группу фон Мантейфеля.
Командир 75-го артполка руководил действиями немецкой артиллерии в поддержку ударной группы. Для этого находились в полной боевой готовности еще два других дивизиона артиллерийского полка 3 тд (1-й и 3-й), а также приданный 768-й тяжелый артиллерийский дивизион, которые были готовы подавить огонь советских батарей, как на правом, так и на левом берегу Днепра.
План для ударной группы был таков:
«Группа фон Мантейфеля атакует в час X со стрелковым батальоном и танковой ротой справа от шоссе, 3-м мотоциклетным батальоном и ротой танков слева от шоссе передний край противника и к тому же пробивается вперёд с линией разграничения между батальонами западнее железной дороги на Могилёв. Необходимо позаботится о том, чтобы хватало стрелковых подразделений, при этом мотоциклисты, использованные западнее железной дороги, смогут охватить Могилёв с запада, с танками проникнуть в город для того, что бы избежать ненужных потерь бронетехники. Осторожно мины! Возле Селец Янов [21] должен находиться брод, который можно будет использовать против днепровского моста для внезапного нападения на восточный берег Днепра. В противном случае, ударный отряд можно будет переправить на надувных лодках, чтобы взять мост сзади»[22].
 
1) Генерал фон Мантейфель, 1944 год
2) Приказ 3 тд от 11.07.41 г. и боевое расписание ударной группы полковника фон Мантейфеля для наступления на Могилёв с личной подписью её командира генерала Моделя. NARA, T. 315, R. 116, F. 000040, 000041.
Дальше по замыслу немецкого командования, после того как боевая группа смогла бы прорвать оборону русских и развивать свое движение на восток, должна была вступить в дело пехота «для зачистки местности, так чтобы по возможности не использовать здесь танки». В течение 11 июля саперы вермахта спешно сооружали переправу через речку Лахву для 3 тд. К концу дня строительство моста подходило к завершению, и в 18.00 (по берлинскому времени) саперы отрапортовали, что к 21.00 (22 часа по московскому) он будет готов. Как только в штабе дивизии генерала Моделя получили этот доклад, тут же был назначен час начала атаки: 12.07.1941 г. «время Х на 3 часа»[23].
И 12 июля с рассвета началось…
«Пр/отивни/к силой до роты танков в 6.30 12.7. начал атаку переднего края обороны полка до исхода дня пр/отивни/ком вводилось в бой до 4 ба/тальо/нов, не менее двух б/атальо/нов пехоты с мотоциклистами при поддержке арт/иллерийского/ огня» [24].
— вот эти несколько строчек в документах 172-й дивизии отразили судьбоносные (для наших бойцов и командиров, да и не только для них) события. Так исторически сложилось, что на пути главного удара 3-й танковой дивизии немцев в первой линии обороны находилась 8-я стрелковая рота лейтенанта Михаила Хоршева, которая еще с конца июня оседлала шоссе Бобруйск-Могилёв.
 
1) Фото П. А. Трошкина из газеты «Известия» за 20.07.1941
2) Фотолетописец боя 12.07.1941 г. под г. Могилёвом корреспондент «Известий» Павел Артемьевич Трошкин (1909-19.10.1944).
О том, как воевал Михаил и его рота, а так же весь 388 полк и приданные ему артиллеристы, очень подробно первым написал в газете «Известия» военный корреспондент Константин Симонов. Статья называлась «Горячий день» [25]. К статье прилагались две фотографии фотокорреспондента «Известий» Павла Трошкина. На одной был изображен «командир батальона капитан т. Гаврюшин», на другой лейтенант Хоршев со своими подчиненными [26]. Бой 12 июля с группой фон Мантейфеля был очень тяжелый, как для советских воинов, так и для немцев. Итог этой схватки был в нашу пользу. Фон Мантейфель не выполнил поставленную задачу, потеряв в бою большое количество немецкой бронетехники и солдат [27].
Командир 3 батальона 388 полка капитан Гаврюшин держит поверженную свастику.
Снимок героя сделан на фоне подбитого танка из группы фон Мантейфеля (фотография Трошкина П. А. из коллекции Могилёвского областного краеведческого музея им. Е. Р. Романова).
Удар германского железного кулака дорого обошелся для наших бойцов, его трудно было сдержать, но наши смогли это сделать. Сохранилась сводка о потерях 388 полка:
«Потери: убито 48, ранено 89, пропало без вести 61 чел. Лошадей 19. Орудий 45 мм — 3, ст./анковых/ пулем./етов/ — 2 шт., винтовок — 43» [28].
Часть этих потерь пришлась и на роту Хоршева, возможно даже очень существенная часть [29], а основное количество пропавших без вести это военнослужащие, окруженные и захваченные гитлеровцами в плен на своих боевых позициях, которые бойцы так и не покинули [30]. Вот так не жалея себя сражался 388 полк и его 8-я рота. И заслуга в этом есть и их командира, который умело руководил боем и личным примером вдохновлял своих подчиненных. А они в своем первом серьёзном испытании тяжелым боем не дрогнули, не побежали, не оставили позиции, а продолжали разить врага [31]. Именно так прошел этот танковый бой под Могилёвом.
Списки потерь офицеров вермахта из состава 2 ТГ. Среди них убитые и раненые под Буйничами немцы из 3 тд, включая командира 5-й танковой роты 6 тп. NARA, T. 313, R. 108, F. 7352582, 7352594
Тактический успех наших войск, все же не мог переломить общую ситуацию на фронте. Инициатива была по-прежнему в руках вермахта. Но, тревожные звоночки громче и чаще звучали для немецкого руководства. Не все удавалось и исполнялось, так как задумывалось в германских штабах. Описанные выше события происходили на первом этапе могилёвской обороны. До той поры, пока город с окрестностями не был окружен гитлеровскими войсками [32]. Большая часть сохранившихся советских документов, освещает именно это время.
Схема штурма г. Могилёва 7 АК вермахта. ЦАМО РФ, ф. 500, оп.12480, д. 131, л. 181 Но самое интересное, что же происходило в Могилёве и под Могилёвом на втором этапе обороны, особенно после 20 июля 1941 г. и до его взятия немцами 26 июля? Боевые документы защитников Могилёва этой поры, которые сохранились и дошли до современников можно пересчитать по пальцам [33]. Самый крайний такой документ датируется 14 часами 21 июля 1941 г. и отражает только события, которые происходили на юге от Могилёва на левом (восточном) берегу Днепра [34]. Основные сведения об этой трагической борьбе можно почерпнуть только из послевоенных воспоминаний участников обороны или немецких документов. В обоих случаях оба этих источника имеют свои недостатки. По прошествии двадцати и более лет (время написания мемуаров и воспоминаний) даты, детали, имена и фамилии забываются, события смещаются во времени. По идеологическим причинам воспоминания 60-80-х годов подавались однобоко, часто сознательно замалчивая некоторые эпизоды. Иногда ветераны забывали в своих воспоминаниях то, что им казалось неудобно и неловко вспоминать лично [35].
И вот на фоне подобных исторических источников информации, остро встает вопрос: где можно находить объективные документальные сведения, освещающие события, которые происходили в советских воинских частях в первые месяцы войны, при том, что эти соединения Красной Армии попали в окружение, были разбиты, а штабные документы уничтожены и боевой документации не сохранилось? С ответом на этот вопрос, читателя можно отослать к самому началу моей статьи. К документам, которые находятся под грифом «не для всех» или «не для рядового исследователя», иначе говоря, закрытых для них Федеральным законом № 125 «Об архивном деле в Российской Федерации» от 22.10.2004 г. и Федеральным законом № 152 «О персональных данных» от 27 июля 2006 г.: личным делам офицеров, проверочно-фильтрационным делам советских военнопленных, следственным делам, возбужденным против военнослужащих РККА и СА. Именно там скрыты многие ответы на многие частные и общие вопросы по ведению боевых действий в Великой Отечественной войне.
Персональные карты военнопленных Остапенко И. Г. и Баракина И. С. из ОБД «Мемориал»:
1) Замковый 45 мм орудия взвода ПТО 3 стр. батальона красноармеец Остапенко Иван Гаврилович (1919 – 19.11.1941). Уроженец с. Власовка, Зеньковского р-на, Полтавской обл., УССР. Призван в РККА в 1939 г. Зеньковским РВК. Попал в плен 12.07.1941 г. Погиб 19.11.1941 г. в Stalag VIII E (308) н.п. Нойхаммер, Польша.
2) Командир пулемётного расчёта 3 пульвзвода 3 пр старший сержант Баракин Иван Степанович (1909- 6.12.1942). Уроженец д. Таракановка, Шацкого р-на, Рязанской обл. Призван в РККА в мае 1941 г. Шацким РВК. Попал в плен 12.07.1941 г. Погиб 6.12.1942 г. в Stalag X D (310) н.п. Витцендорф, Германия.
И самый интересный жанр среди документов этих архивных дел — это объяснительные записки и все, что связано с этим: отчеты о боевых действиях, рапорты, опросы, автобиографии, протоколы допросов и т. д. В общем, все то, что собственноручно писали (или с чьих слов было записано), выходящие из немецкого тыла окруженцы и бежавшие, или освобожденные из плена советские военнопленные. В их рассказах, написанных по свежим следам и положенных на бумагу так много деталей, сведений и неприкрытой различными условностями правды. И именно им можно доверять, так как они были написаны от нескольких месяцев до нескольких лет после прошедших событий. А перед контрразведчиками и следователями врать не приходилось, так как могли неожиданно перепроверить и вывести «на чистую воду», а в то время, да при условии военного положения это было чревато неприятными последствиями.
В этой ситуация я считаю огромной удачей для меня, как исследователя найденная в Центральном архиве Министерства обороны «справка-доклад» лейтенанта Хоршева от 27 сентября 1941 г., о том как он попал в окружение, а затем выбирался из него [36]. Вот тот маленький золотник, который раскрывает то, что стало с его 388 полком, его 8-й ротой в последние дни защиты Могилёва:
«С 14 по 27 июля полк находился в окружении. Полк разбит. Осталось от полка только комендантский взвод, часть роты связи. В последний бой 26 июля у меня в подразделении осталось 25 человек. Со всего полка была сформирована группа, которая пошла в атаку на противника и была уничтожена противником. После этого было распоряжение мелкими группами пробиваться к своим частям. Фронт противника перешёл с 4 красноармейцами» [37].
Справка–доклад Хоршева М. В. ЦАМО РФ, ф. 202, оп. 18, д. 38, л. 56, 56 об., 57
(из коллекции Плохотнюка Г. В.)
Вот так емко и коротко. Вместо 177 человек перед последним боем стало 25 (14 % от прежнего состава). Когда после долгих мытарст лейтенант Михаил Хоршев в сентябре 1941 г. попал к своим, после не долгой проверки был направлен на должность командира стрелковой роты 409 сп 137 сд. Послужить в 409 полку ему пришлось недолго, ровно до того времени пока 137 дивизию не задел немецкий «Тайфун» [38]. Командование 409 сп назначило его помощником начальника штаба (наверно узнав о том, что он был некоторое время до войны в качестве ПНШ в 388 сп).
«С 5 октября полк оказался в окружении», вёл бои у станции «Нарышкино Орловской области и д. Солнцево Орловского района» [39]. Часть Хоршева была рассеяна, сам он вышел из второго своего окружения 15 октября 1941 г., а затем «уб./ыл/ в 3 армию 1.11.41 г.» [40]. Затем этот перспективный молодой командир был направлен на переподготовку на курсы «Выстрел», где приобрел новые военные знания и навыки. Выпустившись с высших офицерских курсов лейтенант Хоршев попал в 18-ю отдельную мотострелковую бригаду (с сентября 1942 г. 18 механизированная бригада). Михаил Васильевич закалялся в боях, вместе со своей новой военной семьёй — 18-й мсбр и рос как командир. 9 сентября 1942 г. он возглавил 1-й мотострелковый батальон своей бригады и получил очередное звание — старший лейтенант.
Отмечен был Михаил Хоршев и правительственной наградой. Командир 18 мехбригады полковник Максимов В. К. представлял комбата Хоршева к ордену «Красная Звезда». Вот как командир характеризовал своего подчинённого:
«В боях на подступах к Новосокольники, в особенности при штурме опорного пункта д. Сенькина Гора, представляющего из себя крупный узел сопротивления, Хорошев имел задачу отбросить противника и овладеть населённым пунктом, умело организовал наступление своего батальона. Не щадя своей жизни, появлялся в самых опасных местах схваток, лично руководя группами бойцов и командиров при взятии отдельных ДЗОТов, домов с засевшими гитлеровцами и огневых точек. Хорошев своим мужеством и отвагой воодушевлял бойцов и командиров на выполнение поставленной задачи»[41].
Всё так же, как и в первых боях под Могилёвом он вёл себя по-геройски. Жаль, только, что вышестоящее начальство не полностью исполнило ходатайство полковника Максимова, наградив старшего лейтенанта Хоршева вместо ордена медалью «За отвагу» [42]. Вот так молодой комбат отличился в составе 2-го механизированного корпуса на Калининском фронте под Великими Луками.
Рос Хоршев и по партийной линии. Несмотря на то, что ещё в первом окружении уничтожил «комсомольский билет»[43], в 1942 году он вступил в ряды ВКП/б/. Весной 1943 г. ему присвоили звание капитан. Казалось ещё чуть-чуть, и Михаил Хоршев перемахнёт на вышестоящую должность, возможно в штаб полка, а там и пулям меньше кланятся надо, но… После недолгого отдыха весной и летом 1943 г., пополнившись резервами, 18-я мехбригада в составе 2-го мехкорпуса участвует в наступление и разгроме Орловско-Мценской группировки немцев. С 28.07.1943 г. капитан Хоршев со своим батальоном в первом эшелоне наступления.
Особенно ожесточённые бои 18-я бригада вела в районе села Кромы. О тяжести наступления на орловщине можно судить по одной цифре. После двух недель боёв, на 3 часа ночи 10 августа 1943 г. в 1-м мотострелковом батальоне, которым командовал капитан Хоршев, в строю было «41 человек» [44]. Но эти сведения в штаб бригады подавал уже не командир батальона Михаил Васильевич Хоршев, так как еще 6 августа 1943 года был убит и похоронен у «д. Барышевка, Кромского р-на» [45].
Вот такая фронтовая судьба сложилась у героя произведений Константина Симонова. Но имя его не забудется, не сотрется из памяти людей. Ведь наверняка, пока существует русский язык, кто-то будет приходить в библиотеку и брать в руки с библиотечной полки книги: «Живые и мёртвые», или «Разные дни войны», а может «Сто суток войны». И читая их, дойдет до строчки с простой, приметной, русской фамилией — Хорышев, а если быть точнее — Хоршев, и вспомнит об этом молодом парне, который отдал когда то жизнь за свою Родину!
→ ссылки и примечания
Источник: Плохотнюк Г. В. Герой романа «Живые и мёртвые» // «Военно-исторический архив» № 3 (195), 2016 г. Перевод немецких документов: Г. Плохотнюк Г., помощь в переводе: Л. Толоконникова. Публикуется с разрешения автора.
* Статья написана в 2015 году. С исправлениями за 2018 год. | 
