Сталиногорск 1941

поисковый отряд «Д.О.Н.» Тульского областного молодежного поискового центра «Искатель»

Выверка братских могил Новомосковска: 98%

Статьи

Главная » Статьи » Машинорудной Тулы брат » Узловский район

Ельшов Е. Н. Страницы прошлых лет: Узловая, 1941 год

Е. Н. Ельшов
16-летний очевидец немецкой оккупации Узловой и д. Каменка

16 ноября 1941 года

Проснулся от сильной артиллерийской пальбы — это били сталиногорские зенитки. Все начали натягивать на себя по несколько платьев и штанов. А я из Каменки побежал в Узловую — не заметил, как пролетел 5 км. Макар Ильич, как всегда, рассуждал:

— Вот время-то настало! Тут, Гриша, не подставишь палец под чашу весов — сиди и жди, что перевесит.

17 ноября 1941 года

Встал в 5 часов утра. Глядя на взрослых, я тоже решил закопать кое-что. Выкопал во дворе яму, обложил ее фанерой и спустил туда ящик с книгами. Это были мои собственные, врача Ключковского, который передал их мне перед отъездом в Казахстан. В доме я оставил лишь несколько книжек для чтения — только будет ли для этого время и настроение?

18 ноября 1941 года

Начали копать около дома бомбоубежище. Земля уже немного промерзла. Выкопали на метр глубины, постлали соломой и оставили на завтра.

 


Немецкая аэрофотосъемка города Узловая, 6 ноября 1941 года. 
NARA, RG 373

 

19 ноября 1941 года

Мать отослала меня снова в деревню [прим.: Каменка]. Мой двоюродный брат, сын тети Поли — Толя, рассказал, что видел самолеты с ярко-красными звездами, которые обстреляли наши же войска. В полдень появились немецкие штурмовики и снова загукали и затявкали зенитки. Ночь осветилась пожарами горизонтов. Со стороны Узловой слышится пулеметная и винтовочная стрельба. На деревенских огородах послышался лязг железа. Мы в доме затаили дыхание — что это такое?

В дверь постучали, вошли запачканные мазутом люди — танкисты, слава богу, наши. Вошли четверо — экипаж танка, который стоял напротив дома. Как они устали! Командир, грузно сев за стол, отдал какое-то приказание и тотчас заснул, подложив руку под голову. Потом поднял голову, достал полевую карту, задумался и подозвал танкистов, начали о чем-то совещаться.

Тетка ставила самовар. Танкисты застеснялись, начали отказываться. Рассказали о только что закончившемся бое с немецкими танками. Что-то недоговаривали. Командир успокаивал нас, обнадеживал, старался казаться бодрым. Только один, маленького роста танкист, сказал нам потом, что дела плохи, наши пока отходят, а их танк чуть не сгорел в Узловой.

Итак — немцы в Узловой. Попаду ли я туда еще?

[Прим.: в боях под Узловой, а затем и в уличных боях в самой Узловой 21 ноября 1941 года принимали участие танкисты 125-го отдельного танкового батальона подполковника Агафонова, а также отдельная танковая рота 239-й стрелковой дивизии. — «Сталиногорск 1941»]

21 ноября 1941 года

Наши танкисты оставались в деревне до утра. Они все чего-то ждали, часто выходя на дорогу и посматривая в сторону Крюковской слободы. И дождались — еще один танк, застрявший где-то около Дедилово. Потом их небольшая колонна выстроилась и медленно тронулась в направлении Керама, Сталиногорска. Скоро следы гусениц замело снегом.

Теперь мы сами все чаще выходим во двор и посматриваем на дорогу. И вот часа в 4 вечера со стороны железной дороги показалась солдатская цепь. Я подумал: наша передовая линия, уходят последние. Только одеты странно, шинели невиданного цвета. Неужели немцы? За цепью тащились машины, орудия, обоз. Солдаты столпились на краю слободы, видимо, не решаясь подойти к другим избам. Женщины подтолкнули меня:

— Пойди-ка узнай, наши иль немцы!

Я прошел всю слободу и столкнулся с громко переговаривавшимися рослыми молодыми солдатами. Они были легко одеты и обуты: в нагольных сапогах — сбивали с них налипший снег, в пилотках, на ушах — черные кружки из материи, некоторые в касках, в руках у них были короткие винтовки или автоматы. На меня они не обратили особого внимания, и я скоро вернулся к своей избе, сказал:

— Немцы.

Солдаты гуськом перешли на противоположную слободу — Кузнецову, и, убедившись, что и там нет «рус зольдатен», вернулись обратно. Потом они пошли по избам. К нам вошел солдат, повязанный шалью, и начал что-то говорить, усиленно жестикулируя. Наконец я разобрал:

— Lampe? Verstanden?

Немец обшарил все углы, спрашивая сало, яйца, мед. Этого в доме не было. Кое-что, конечно, было, но не про него — попрятали так, что и себе ничего не оставили. Этот немец ушел. Пришли другие — ставили лошадей во двор, те — огромные — упирались, не пролезали, но их все-таки втиснули. Где-то была слышна стрельба из орудий.

[Прим.: речь о солдатах 167-й пехотной дивизии 53-го армейского корпуса 2-й танковой армии Г. Гудериана. — «Сталиногорск 1941»]

22 ноября 1941 года

С рассветом в избу пришли 8 немцев. Они расселись на скамейках и поочередно показывали нам свои фотокарточки, деньги. На карточках были чужие города, состоящие из острокрыших домов, узких мощеных улиц и самодовольных улыбающихся людей. Деньги были очень маленькие и некрасивые, неавторитетные — не верилось, что на них можно что-то купить. Потом один немец достал административную карту со знакомыми контурами и границами, но непривычно раскрашенную. Разложив карту на столе, немец ткнул пальцем в несколько точек, повторяя «капут». Этими точками были Москва, Ленинград, Тула и другие города...

Значит, прав был маленький танкист: плохи наши дела. И все-таки, хотя Москва была обведена на карте жирным кружком, не верилось, что она под немцем. Ведь горела же она и раньше, но не сдавалась. Столько песен про Москву сложено — куда же их теперь девать, не петь?..

В избу вбежал молодой солдат без пилотки и, осмотревшись голодными глазами, схватил со стола кусок хлеба. Вошел офицер. Солдат застыл с полным ртом и задрожал. Как только офицер вышел, солдат тоже исчез. Я заметил, как у него по спине ползали огромные вши.

 


Солдаты 112-й роты снабжения 112-й пехотной дивизии (112. Nachschubkompanie der 112. ID) за ловлей вшей и чисткой одежды, место съемки неизвестно. Предположительно, конец ноября-декабрь 1941 года в районе Узловой, Донского и Сталиногорска. 

23 ноября 1941 года

Между нашей и соседней избами остановилась немецкая полевая кухня. Повара и вся прислуга, состоявшие из дородных, чисто выбритых немцев, расположились в нашей избе. Угощали нас сигарами и сигаретами, от которых тошнило.

24 ноября 1941 года

Немецкий обоз вместе с кухней двинулся дальше, что вызвало огромное недовольство поваров. Шла артиллерийская перестрелка, наши целились совсем неплохо: один снаряд, выпущенный со стороны Сталиногорска, попал в кучу немцев и посеял смерть. Мы с Толькой подмигнули от радости. Его мать посетовала:

— Чего радоваться-то! Могут и в нас угодить!

[Прим.: немецкие штабисты 167-й пехотной дивизии также отмечали эффективный огонь 688-го артиллерийского полка 239-й стрелковой дивизии. См. также: Широких Георгий Федорович. — «Сталиногорск 1941»]

Но она и сама была как-то радостно встревожена. Я вспомнил про своих мать и сестру, оставшихся в Узловой. И, несмотря ни на что, решил навестить их. Мне не впервой пробежать эти пять километров. Правда, теперь это чужая территория. В поле было безлюдно, только двое немецких связистов сосредоточенно катили огромную катушку, разматывая кабель. Дома меня встретили и радостно, и со страхом. Мать стирала белье офицеру. Потом в дом пришли еще 12 человек во главе с очкастым офицером. Нас потеснили, я уснул у Григория Кирилловича.

25 ноября 1941 года

Мать прогнала меня снова в деревню: «От греха подальше». Утром у самой Каменки меня остановили немцы. «Ну вот — дошлялся!» Немцы внимательно осмотрели меня, задержав взгляд на меховых рукавицах. Потом, поговорив меж собой, стащили с моих рук рукавицы, взамен которых один солдат отдал мне свои худые кожаные перчатки, сунули в руку пару противных сигарет и молча отвернулись, словно считали, что сделка оформлена по всем правилам. Я не рискнул идти дальше.

Из Узловой немцы неожиданно куда-то выехали. Всюду следы погрома, брошенного жилья. В деревянном 2-этажном доме на улице Кагановича, где размещался районный отдел народного образования, кто-то основательно порылся: бумаги и книги выброшены прямо на улицу, многие порваны, затоптаны. Что искали? И зачем же так варварски? Я подобрал несколько уцелевших книг.

Наши, чтобы отвадить непрошеных гостей, заставили зал мебелью из соседних комнат. Все сидят, понурив головы. Даже Григорий Кириллович присмирел, часто шмыгая носом и вместо платка утираясь большим пальцем правой руки.

[Прим.: 167-я пехотная дивизия вермахта атаковала из района Узловой позиции 813-го стрелкового полка 239-й стрелковой дивизии на рубеже Урванка—Сталиногорск-1—Клин, а затем совершила марш-бросок на северо-восток вслед за вышедшей из боя советской дивизией. — «Сталиногорск 1941»]

26 ноября 1941 года

Всюду расклеен приказ Главнокомандующего германскими вооруженными силами на немецком и русском языках. В нем говорится, что Красная Армия разбита, Советский Союз проиграл войну и предлагается мирному населению в 24 часа сдать оружие немецким властям. В противном случае — расстрел. Последнее слово набрано жирным шрифтом.

Я вспомнил содержание немецких листовок — там тоже объявлялось о поражении наших войск. Обман? Но листовки и приказ выстукивали на пишущих машинках, набирали в типографиях, печатали огромным тиражом, русским шрифтом, на правильном русском языке! Немцы говорят — и говорят спокойно, уверенно, — что коммунисты будут уничтожены, в лучшем случае обречены на капитуляцию, что им неоткуда ждать помощи.

Что же делать? Эта мысль, словно загнанная в ловушку, бьется в моей голове и не может найти выхода. Ждать, следуя совету грека Фалеса: «Умнейшее — время, оно раскрывает все»? Но ведь умеют же люди не только разбираться в обстановке, но и предвидеть будущее. Один американский инженер в «Одноэтажной Америке» Ильфа и Петрова утверждал в 1936 году, что через 5 лет разгорится большая война. Что это? Случайность?

27 ноября 1941 года

Просыпаемся от необычной тишины. Потом поняли: мы без немцев — их было 12 + 4 лошади в разбитых сенях (еще 4 стояли в сарае)! От этого скопления в доме был шум и гвалт, днем и ночью: солдаты гремели подкованными сапогами, канцеляристы печатали на машинке, дверь почти не закрывалась — ею хлопали наотмашь. Кроме того, громко разговаривали, орали. Солдаты селились по строгому национальному принципу: немцы заняли самую просторную комнату — зал; на кухне жили все остальные: чехи, французы и прочие «шведы».

Между этими двумя «семьями» не было тесных, родственных отношений. Они даже ссорились, иногда по пустякам — из-за вилки, стакана. Самым симпатичным из всех оккупантов был длинный чех. Он часто заговаривал со мной, спрашивал — не студент ли я, как живем, русские и советские. Я не мог втолковать чеху, что у нас нет деления на русских и советских. Чех сам много рассказывал. Он доставал карту Европы и показывал места, где ему приходилось бывать, воевать: Франция, Норвегия, Польша, Россия. Он часто говорил, обращаясь, главным образом, к взрослым, что у них, то есть в Германии, Чехословакии, люди живут дешево и красиво. Это было, конечно, все интересно, но нас с первых дней войны, прежде всего, интересовал вопрос: почему Германия напала на Советский Союз? Чего им не хватало, тем более, что жили они, как теперь говорит чех, хорошо?

Прежде чем ответить, чех посматривал на дверь, ведущую в зал — чаще всего она была закрыта. Видимо, у него не было особого желания обсуждать эту тему. А нам не терпелось услышать ответ от человека, который относился к нам более или менее дружелюбно.

— Гитлер первым напал на русских, потому что эта война была неизбежной, потому что Россия сама напала бы на Германию, — сказал чех.

Это мы уже слышали, на это мы имели что сказать:

— Как же так! Ведь вы сами утверждаете, что русские не были подготовлены к войне! Как же мы могли напасть на «великую Германию»?

— Не вы, а Сталин.

— Сталин тоже не дурак!

Довести спор до победного конца нам не удавалось: или немцы выходили из зала, или в дом забегал посторонний. Но мы чувствовали, что разговор — в нашу пользу. Что чувствовал чех, неизвестно. Самое активное участие в подобных беседах принимали Макар Ильич, учительница и даже Григорий Кириллович.

Пришла из Каменки тетя Поля и прямо с порога заявила, что, во-первых, их совсем обчистили, а во-вторых, повесили братьев Лапшиных. В деревне полный разгул немецких солдат. Они отбирают у колхозников все что им вздумается — последнюю курицу, жалкое тряпье. На коммунистов Лапшиных донес кто-то из каменских, нашлась сволочь. Их повесили вместе недалеко от городской бани. Многие не поверили, ходили смотреть, и скоро весть об этой казни разнеслась по всей округе. Обнаружен труп милиционера Дружбина — он работал в уголовном розыске. Один солдат выстрелил в старуху, которая переходила улицу и показалась ему подозрительной.

[Прим.: вместо ушедшей на Венёв 167-й пехотной дивизии в Узловую прибыла 112-я пехотная дивизия 53-го армейского корпуса 2-й танковой армии Г. Гудериана. Она была оставлена в районе Узловая, Донской, Сталиногорск-1, Сталиногорск-2 как небоеспособная для оборудования зимних позиций. — «Сталиногорск 1941»]

29 ноября 1941 года

Недалеко от нашего дома, напротив «Мосбасторга», расположилась немецкая автомастерская, а у нас поселился один из ее работников — рядовой Альбин Шабус. Это смирный, застенчивый и скромный немец лет 30, мебельщик по профессии.

 


Припаркованный немецкий автомобиль Опель Кадет или Опель Олимпия (справа) в Узловой, конец ноября — начало декабря 1941 года. Подробнее

30 ноября 1941 года

Альбин Шабус работает с утра до ночи, изредка на минуту прибегая домой. Сегодня он принес баранью голову и положил ее на стол:

— Матка, зуппе!

— Тебе? — спросила мать.

Альбин понял и быстро ткнул пальцем в каждого из нас.

— Найн, фюр зи — вот, вот, вот...

Мы не спрашивали, откуда мясо. Заготовленные нами продукты частично иссякли, частично были съедены оккупантами. После того, как вкусный суп был проглочен, Макар Ильич задумчиво произнес:

— Немцы-то разные бывают. Один у тебя отнимает последний кусок, другой — протягивает. А я думал, что в Германии — сколько людей, столько и «гитлеров».

— Альбин хороший человек, — сказала учительница.

— Были бы все такие, не было бы войны, — сказала мать.

— Дело не в людях, Евдокия. Тут, брат, — политика! Впрочем, ты все равно не поймешь, — махнул рукой Макар Ильич.

Баранья голова, принесенная Альбином, была с немецкой полевой кухни. Вечером он тоже принес себе небольшой кусок мяса, нарубил его ножом, посыпал солью и перцем и долго-долго жевал — сырое, кровавое, аппетитно причмокивая. Он улыбался и вращал глазами от удовольствия. Нам это никому не понравилось.

— Немец есть немец, — сказал Макар Ильич, глядя на наивно-радостного, жующего Альбина.

1 декабря 1941 года

Неизвестно по какой причине огромным заревом вспыхнул элеватор.

2 декабря 1941 года


Солдаты 112-й роты снабжения 112-й пехотной дивизии (112. Nachschubkompanie der 112. ID), Узловая, декабрь, 1941 года. На снимке изображены строения, в 1941 году находившиеся на ул. Железнодорожной. До настоящего времени здания не сохранились.

 

На землю ложится крупный мохнатый снег. Прохладно. Прохожу мимо знакомого двухэтажного дома на Железнодорожной улице. Здесь жил врач Ключковский, подаривший мне много интересных книг. Теперь в доме немецкая комендатура. Невольно ускоряю шаги и оглядываюсь. У входа стоит здоровый мордастый человек в гражданском.

Шахов, староста города... — шепчут люди, проходя мимо. Этого человека, предложившего свои услуги врагам, жители ненавидят больше, чем немцев.

[Прим.: см. также Староста г. Узловая Шахов: все необходимые работы по указанию комендатуры начаты и производятся. — «Сталиногорск 1941»]

3 декабря 1941 года

Снова как вихрь ворвался в дом француз Карл — друг Альбина. Он что-то весело лопотал, на что мебельщик всегда разражался громким хохотом. Карл любил рассказывать о своей родине — Париже, о новогоднем празднике, который у них почему-то 24 декабря. Я не все понимал, но по тому, как этот солдат произносил слова и замолкал, закрывая глаза, я чувствовал, что француз очень любит и Париж, и Новый год.

— Какой он веселый и какой грустный, — сказала учительница, когда Карл ушел.

4 декабря 1941 года

Сегодня День сталинской конституции. Я сказал об этом вслух и наши зашикали на меня. Долго молчали, каждый что-то думая. Интересно, как бы мы отмечали этот праздник сегодня? В школе обязательно был бы вечер.

В нашем доме теперь больше 5 немцев не бывает. Они приходят, чтобы хохотать и делить полученные из Германии посылки.

5 декабря 1941 года

Пришел незнакомый немец, порылся в моей книжной полке, наткнулся на стихи Гете и «Коварство и любовь» Шиллера на немецком языке. Покачал головой и унес с собой, бросив на ходу, что прочитает и вернет обе книжки.

Альбин починил мои старые валенки и я смогу теперь снова выглянуть на свет божий. Ах, как далеко до весны! А сколько до конца войны?

6 декабря 1941 года

Немцы все вечера дуются в карты. Людвиг, постоянный партнер Альбина, сказал, что вчера вступили в войну Америка и Япония. Таким образом, образовались два лагеря: большой — Англия, СССР и Америка, и малый — Германия, Италия и Япония.

— Швах, швах, — говорит Людвиг. — Ведь это мировая война. А я уже два года жду мира.

Немцы сделались серьезными. Война довольно надоела им, и они с радостью вернулись бы домой. Людвиг вспомнил своего брата, который еще до войны поехал в Советский Союз, в Ленинград, да так там и остался. Никто в их семье не понимал, зачем он это сделал.

— Вот бы встретиться сейчас, поговорить... А может он стал коммунистом и теперь стреляет в меня...

Все считали, что война кончится быстрее, а у русских, оказывается, есть танки и самолеты.

— О! У русских много танков! Одних сожженных 22 тысячи! — закончил Людвиг.

— Не грусти, парень, к весне дело кончится. Фюреру самому надоела эта история! — утешали остальные и снова взялись за карты.

Вернулся Вильгельм и с ним еще один «фриц», который начал что-то искать, отодвигая половицы, пробуя доски пола и выкрикивая:

— Крали? Крали?

Он старался никого не выпускать из дома и кого-то еще ждал. Проходивший мимо Карл увел разбушевавшегося солдата, но тот вернулся в сопровождении еще одного с карманным фонариком. Они обшаривали все углы, но не находили, что искали. Альбин и его друзья заинтересовались: оказалось, что сегодня выдавали новое обмундирование и что-то пропало. Вот чудаки: думают, если новое, то значит ценное. Кого же из мирных жителей прельстит немецкая форма? Искали и в соседних домах — не находили. Разозлившись, решили утащить попавшийся им на глаза в чулане кусок говядины — Альбин и его товарищи не позволили. Началась суматоха, ссора — едва не дошло до оружия. Мы все перепугались, забились в одну комнату. Кончилось тем, что двух пришельцев со свистом и смехом выпроводили из дома.

Вечером Альбину принесли посылку от родных из Германии. От радости он вскрикнул как ребенок и начал быстро распаковывать коробку. Там были табак, сигары, шоколад — все аккуратно и любовно завернуто в красивую бумагу Людвиг, не спрашивая на то разрешения, тотчас открыл сигары и угостил всех присутствующих. Альбин достал вложенное в коробку письмо и смущенно прочитал его. Оно было от жены. Альбин читал нежно, а друзья грубовато хохотали после каждой фразы.

Мы уже улеглись спать, а немцы все еще шумели — долго играли в карты, позванивая выигранными монетами.

8 декабря 1941 года

С рассвета со стороны Сталиногорска движется обоз, усталая пехота, газуют автомашины. Перегруппировка? А может отступление? У нашего дома остановилась кухня, погруженная на мощный полугрузовик. Повар балакал по-украински — бывший красноармеец, а теперь покорный слуга «Великой Германии». С нами старался не заговаривать. Немцы подходили к нему хмуро и получали свою порцию фасолевого супа и кусок мяса.

В нашем доме поселилось еще 6 солдат. Снова толчея и шум. Мое внимание привлек один, постоянно улыбающийся, с простым деревенским лицом и рыжими вихрами. Вдруг он заговорил со мной по-русски:

— Где учил немецкий язык?

— В школе.

— А почему не в армии?

Я сказал, что мне только 15 лет, с половиной, кончил 8 классов средней школы, придет срок — пойду в армию...

Немец снисходительно улыбался, засунув руки в карманы брюк и раскачиваясь на каблуках. А где он так хорошо выучил русский? — поинтересовался я. Адам Краузе, как его звали, был из немцев Поволжья, до войны работал колхозным счетоводом. В 1941-м был призван в Красную Армию, но под Минском попал в плен к немцам и теперь воюет против «коммунистов».

Адам перестал улыбаться и познакомил нас с ходом дел. Германия напала на Советский Союз 22 июня, а русские ждали, что это произойдет не раньше июля и не подготовились к обороне. Немцы хорошо поработали в советском тылу: к моменту их нападения русские танки и самолеты оказались небоевыми — выведены из строя или без боеприпасов, поднявшиеся в воздух самолеты были тут же изрешечены.

Русское командование, по его словам, оказалось бездарным. Например, вчерашний бой, в котором он участвовал сам: русские решили вернуть потерянный рубеж и пустили конницу, а немцы против нее выставили только три пулемета. Кавалерия приближалась — сколько отваги было в ее бойцах! Вот уже до русских сабель оставалось 400, 300, 200 метров. Пулеметы открыли огонь. Несколько длинных очередей — и храброй конницы не стало, вся операция длилась 5-7 минут...

Рассказ вызвал дружный хохот остальных немцев. Особенно их веселили слова: «Фюр хаймат! Фюр Сталин!» («За родину! За Сталина!») — возглас конников — и проимитированные Адамом пулеметы: «Та-та-та-та! Дук-дук-дук!»... Наступала тишина. Вот тут немцы и хохотали.

Пришла тетя Анюта, другая сестра мамы, из деревни Кузьмищево. Она рассказала об ужасах, которые немцы творят у них: грабят, требуют продукты, грозят. Я не успел предупредить тетку, что один из немцев все понимает по-русски. Адам улыбался и внимательно выслушал рассказ до конца, но ничего не сказал. Я проводил тетку домой.

Немцы торопились сегодня с приготовлением обеда и всю нашу ограду поломали на дрова. Надломилась молодая черемуха — цвести ли ей весной? У железнодорожного переезда до самой столовой расклеены фотоиллюстрации; вот длинные колонны пленных красноармейцев шагают по снегу; а вот пленные улыбаются — немец угощает их бутербродами с сыром; на другом фото — курчавый улыбающийся человек и подпись: «Даже сын Сталина, старший лейтенант Яков Джугашвили, бросил эту бессмысленную войну».

Григорий Кириллович попросил меня натаскать в бачок воды. Я сходил один раз к колодцу и понял, что вода — для немцев, это они заставили его таскать воду. Вот хитер! Я вернул ему ведра, а сам постарался не попадаться немцам на глаза. Это было нетрудно: в доме теперь находилось 17 человек.

Долго не мог заснуть — перед глазами стояли картины гибели советской конницы и колонны пленных красноармейцев. Значит, не ладится у наших на фронте. Храбрости хоть отбавляй, а ничего не выходит. Отступаем, отступаем. Но ведь и у немцев не все выходит так, как они хотели. Что будет?

 


Трофейная команда 112-й пехотной дивизии, предположительно в районе Сталиногорска, 8-12 декабря 1941 года. 

10 декабря 1941 года

Проснулся — и ни Адама, ни хохочущих солдат, ни их кухни во дворе не было. Пришел Альбин и сказал, что в 3 часа дня по радио выступит Гитлер. Но в 2 часа он прибежал взволнованный, собрал свои вещи и, наскоро попрощавшись, убежал в мастерскую. Они уезжали. Русские прорвали фронт и идут узким, но стремительным клином.

[Прим.: по всей видимости, речь о конно-механизированной группе генерала П. А. Белова, наступающей от Каширы через Венёв на Сталиногорск. 10 декабря полки 2-й гвардейской кавалерийской дивизии прорвали фронт немецкой 112-й пехотной дивизии в Сталиногорск-2. — «Сталиногорск 1941»]

На ночь в дом зашли 4 немецких солдата, во главе с унтер-офицером. Теперь они были очень злы, и мы боялись — не подожгли бы дом. Чувствовалось, что четверо — с переднего края: изможденные, пропахшее порохом оружие, гранаты в санитарной сумке, пища в концентратах. Солдат, говоривший немного по-русски, начал объяснять нам, как и почему началась эта война. Они все одержимы этим — объяснить свой приход сюда, словно совесть была нечиста. Что это: на воре шапка горит? Или с нами заговаривают специальные немецкие агитаторы?

Так вот. Якобы Молотов, будучи в Берлине, требовал присоединения к Советскому Союзу Чехословакии. Это грозило стать началом русской экспансии на Запад. Гитлер принял единственно правильное, мудрое решение.

Еще одно «почему». Почему побеждает Германия? Потому что имеет хороших, сознательных солдат, которые знают, за что воюют. Немец хотел войти в детали этого вопроса, но не нашел слов и замолк. Он долго и устало думал о чем-то, потом, хлопнув по своему животу, гаркнул по-немецки и сам же перевел:

— В Германии рабочий трудится 16 минут, чтобы заработать один килограмм хлеба, а в России — 160 минут.

— Значит решили помочь нам? Да если б не война... — хотел возразить Макар Ильич, но немец продолжал:

— Сталин говорил вам, что мы будем резать уши и носы русским, убивать стариков. Мы не берем ваших вещей, лежащих рядом, зато их возьмет у вас жид.

Солдат решил, что достаточно разъяснил, и начал укладываться спать.

11 декабря 1941 года

Солдаты забыли две комбинированные ложки-вилки. Вернулся Альбин и сказал, что сегодня они уезжают.

Пошел слух, что немцы собираются совсем поджечь элеватор, и жители попытались взять часть зерна. Сначала рожь украдкой возили около десятка людей, потом сотня, а к полудню этим занималась вся Узловая. Везли на детских саночках, санях-розвальнях, несли на спине, тянули волоком. Еще бы — ведь хлеб! Зерна можно испечь, оставить на семена, а весной кинуть их в оттаявшую благодатную землю — получить урожай, ссыпать в амбар и зимовать себе припеваючи. Великое изобретение человечества — хлеб. Ученые фантазеры пытаются заменить его какими-то таблетками: проглотил одну и сыт весь день. Вряд ли люди пойдут на это, даже если и удастся придумать замену хлеба: что-то в нем есть такое, чего нет ни в чем другом. Это тайна. Смысл жизни хлебопашца. Можно изобрести комбайн или другую машину, чтобы облегчить труд человека, но процесс — вспахать землю и бросать в нее зерно — вряд ли.

Слух подтвердился: вечером загорелись два склада элеватора. Всю ночь стояло яркое пламя. А на севере слышалась орудийная стрельба.

12 декабря 1941 года

Ночью заполыхал новый пожар, утром я увидел: горел один из 2-этажных жилых, так называемых «железнодорожных» домов метрах в 200 от нас. Там жил Володька Рябинин, член редколлегии нашей классной стенной газеты, художник. Мы часто собирались у него за выпуском очередного номера. Володька эвакуировался вместе с семьей. Пожар никто не осмелился тушить, и дом сгорел дотла.

С элеватора везут уже подгоревшую рожь. Теперь рискнули и наши.

Итак немцы отступают — это уже всем ясно. Придут наши, все наладится. Но говорят, что немцы снова могут вернуться. Чем же все это кончится? А я? Означаю ли я что-нибудь в этом круговороте? Я уже не ребенок. Но и еще не взрослый. Вот глупое положение.

13 декабря 1941 года

Рано утром в Узловую вступили советские, красные, русские — как угодно, но только наши! Часа в 4 появилось несколько автоматчиков, которые пристрелили двух немецких солдат, запоздавших убраться восвояси, может быть имевших специальное задание. Убили также одного русского, я знал его — тот работал у немцев в комендатуре, агитировал нас на работу, хлопотал по приведению в порядок немецких могил. Окоченевший, без валенок, он лежал на снегу — прохожие без сожаления переступали через труп.

Наши — это был огромный обоз и конница. Живы! Значит Адам хвастался, будто ее всю перебили. Лошади были измучены, часто выпуская пар из ноздрей и вздрагивая взмокшей спиной; их заиндевевшие глаза будто говорили: «Ох, и досталось же нам, столько отмахали!..» Наши лошадки были куда симпатичнее немецких огромных и неповоротливых битюгов, то и дело падавших на льду. В обозе были большие тонкоствольные зеленые орудия — у немцев я не видел таких.

Один красноармеец спросил, не богаты ли мы хлебом. Я вынес лепешек и отдал двум бойцам. Те откусили и покачали головой: лепешки пахли гарью. Я объяснил:

— Немцы подожгли элеватор.

Красноармейцы угостили меня махоркой. Через час они двинулись дальше, нужно было преследовать немцев. Жители верили и не верили. Женщины как вцепились в бойцов, так и не выпускали их. Долго шли вслед им. Вынесли из домов все, чем можно было покормить и дать в дорогу. Передохнули и коняги: постоять часок в упряжке с ослабленной подпругой и ватником на спине — много значит, если учесть, что позади оставлено 40 километров и неизвестно, сколько еще впереди.

Мы стояли у домов, пока не исчез из поля зрения последний всадник. Я услышал, что их предводитель — Белов. Это была конница генерала Белова.

Завтра с матерью идем обязательно в Каменку — там сестренка. Что с дядей Ваней, мужем тети Поли? Ведь он у немцев работал старостой! Смирный, рассудительный, почти непьющий человек пользовался большим уважением в деревне. Когда немцы собрали жителей Каменки и предложили выбрать себе старосту, колхозники назвали Ивана Тихоновича. Он долго отказывался, но немцы не хотели ждать. Так бухгалтер вагонного депо сделался старостой у немцев. Или правильнее сказать: у наших, но для немцев. Односельчане были им довольны: доводил до их сведения распоряжения новых властей, держал, в меру осведомленности, в курсе дел и никого не обижал.

14 декабря 1941 года

Встретился с двумя соучениками по 26-й школе: с Сережкой Пантелеевым и Ванькой Поповым. Последний — большой любитель книг, но перед приходом немцев сжег все свое богатство, чтобы не доставалось врагу. Теперь сходит с ума. Часть книг могла бы уцелеть, если бы, конечно, немцы не растопили ими печь.

16 декабря 1941 года

В доме разгорелся спор о войнах и об этой в частности. На этот раз активно высказывался муж учительницы (раньше он помалкивал), бухгалтер конторы «Мосбасторг»:

— Германия хорошо подготовилась к войне. Но она не могла продолжать ее, не пополнив растраченных запасов. Во-вторых, зачем терпеть у себя под боком кровного врага, если его можно поколотить, пока сам силен. В-третьих, Германии очень не понравилось то, что мы проделали с Прибалтикой и Бессарабией.

— Но теперь Гитлеру придется туго, — сказал Макар Ильич, — у нас опыт, союзники и злость...

— Да, наши теперь злые. А на союзников рассчитывать особенно не придется. Они у нас всегда одинаковые... Утеха для души...

17 декабря 1941 года

На комсомольском собрании один из ораторов, из райкома, упрекнул комсомольцев за бездеятельность во время пребывания немцев. Согласен. Если бы он мне это раньше сказал, когда были немцы. Подсказал бы, что надо делать. Ведь он старше и умнее. Очень жаль, что я не встретился с нужными людьми, которые действовали... Теперь стыди не стыди — проку мало. Может, в будущем... его совет пригодится. Но что будет в будущем?

 

Источник: Е. Н. Ельшов. Мечта и быль. — М.: Готика, 2002. — 168 с. — С. 22—35.

Об авторе


Под Кёнигсбергом, 11 мая 1945. Источник

Евгений Николаевич Ельшов родился 20 мая 1925 года в городе Узловая Московской области в семье рабочего-железнодорожника. В 1941 году пережил здесь временную немецкую оккупацию. В январе 1943 года в возрасте 17,5 лет призван в армию и отправлен на фронт. Участвовал в боях на Северо-Западном, Ленинградском и Прибалтийских фронтах. Дважды ранен. Награжден орденами Отечественной войны I и II степени, Красной звезды, медалями: «За отвагу», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг.», двадцатью юбилейными медалями.

После войны работал в редакции узловской газеты «Сталинское знамя», а по окончании Московского Института иностранных языков — переводчиком в Германии и около 30 лет — корреспондентом ТАСС в Латинской Америке и других странах. В июне 2006 г. получил от руководства ИТАР-ТАСС, учрежденную международным фондом медаль: «Честь и польза».

Евгений Ельшов автор книг: «Мечта и быль», «В предвестии листопада», «Запомни миг весенний!» и др.

 

 


Категория: Узловский район | Добавил: Редактор (02.12.2018) | Версия для печати
Просмотров: 1555 | Теги: декабрь 1941 года, ноябрь 1941 года, Ельшов, советские дневники

Еще на эту тему:


Уточнить или дополнить описание, сообщить об ошибке.
Ваш комментарий будет первым:
avatar
для детей старше 12 лет
В этот день
Не произошло никаких примечательных событий.
Комментарии
Вот об этом я вам говорил еще 10 лет назад. Видите, как это просто ?
Для телефона шрифт пока мелковат. Сделайте еще увеличение шрифта при перех

Счет на адаптивный дизайн пока не открывал, но сейчас стало лучше?

хочу сьездить посмотреть на захоронение в дудкино интересно там что то осталось табличка или нечего нету овраг как овраг

Прекрасная картинка! Теперь если по ней нажать дважды пальцем, то она увеличивается и можно читать? В качестве простого обходного варианта, чем сразу

Вконтактов у меня нет. Поддержать — это не та кнопка. Нужна кнопка «Сделаем сайт читабельным на телефонах».  Браузеры хромиум и файерфокс. Сайт должен

Теги
28 ноября 1941 немецкие преступления Соцгород 1930-е годы Шенцов Связь времен аэрофотосъемка Коммунар 1944 год немецкое фото химкомбинат 4-я танковая дивизия 112-я пехотная дивизия 328-я стрелковая дивизия 9 декабря 1941 41-я кавалерийская дивизия 18 ноября 1941 1945 год ул. Комсомольская 1950-е годы 1941 год 172-я стрелковая дивизия Советская площадь 1940-е годы 2-я гвардейская кавдивизия Белова нквд Пырьев Nara 239-я стрелковая дивизия 27 ноября 1941 29-я мотопехотная дивизия 1943 год митрофанов Гато советские карты Сталиногорцы Владимиров октябрь 1941 года ноябрь 1941 года ул. Московская 11 декабря 1941 12 декабря 1941 Документальная проза декабрь 1941 года РГАКФД 19 ноября 1941 Сталиногорск-2 1942 год Рафалович Донская газета Мелихов 108-я танковая дивизия 180-й полк НКВД 336-й артиллерийский дивизион 30 ноября 1941 Мартиросян РГВА июль 1941 года советские документы сталиногорское подполье 17 ноября 1941 16 ноября 1941 15 ноября 1941 20 ноября 1941 21 ноября 1941 22 ноября 1941 26 ноября 1941 исследования 25 ноября 1941 Головко Малашкин связисты пехота интервью Яковлев артиллеристы комсостав награжденные медалью «За отвагу» 23 ноября 1941 немецкие документы наградные листы комиссары кавалеры ордена Красного Знамени 10 декабря 1941 предатели Память советские мемуары медицинские работники 167-я пехотная дивизия братская могила ЦАМО 13 декабря 1941 330-я стрелковая дивизия кавалеры ордена Красной Звезды Сталиногорская правда Новомосковская правда 24 ноября 1941 Чумичев Новомосковский музей
Статистика
Вход на сайт
Сталиногорск 1941 | Все материалы сайта доступны по лицензии Creative Commons Attribution 4.0