Клочков А. Н.
исследователь-архивист
Посвящается памяти профессора Василия Ивановича Седугина
История Тульского края знает не только славные, героические, но и трагические события. К ним относятся политические репрессии 20–50–х гг. ХХ столетия.
Силой обстоятельств Сталиногорск, как никакой другой город области, был втянут в дьявольский водоворот этого кошмара. Большинство жителей города оказались здесь не по своей воле. Этот временной период еще плохо изучен, вследствие отсутствия архивных материалов, а мемуаров и воспоминаний жители города почти не писали, поскольку долгие годы жили с чувством вины перед Родиной, внушенной им сталинским режимом. В наши дни идет реабилитации невинно пострадавших, среди которых мало новомосковцев, потому что об их горькой судьбе никто не рассказал. Ради этого следует дописать опущенные, по политическим мотивам, страницы истории города и восстановить справедливость.
Сталиногорск относится к категории социалистических городов–новостроек, возникших подле предприятий советской индустрии в годы первых пятилеток[1]. Предприятия и город строились сталинскими методами с использованием различных форм принудительного труда. На строительстве трудились десятки тысяч человек, но официальная пропаганда с пафосом трубила лишь о героях–комсомольцах, ударниках–стахановцах, с усердием возводивших предприятия[2]. Но за сотнями энтузиастов и вольнонаёмных стояла многотысячная армия людей, не по своей воле бросивших насиженные места и пытавшихся укрыться от репрессий на «сверхударной» стройке. В числе первостроителей была немалая доля спецконтингента, но их численность пока не установлена.
Социальная структура населения города в годы первых пятилеток сходна для большинства соцгородов того периода (Бобрики, Березняки, Магнитка и др.)[4]
В начальный период строительства Сталиногорска руководство и специалисты, в т.ч. иностранные, составляли самую малочисленную часть населения – 2–5%. Коммунисты и комсомольцы, прибывшие по направлениям и путевкам 5–10%, вольнонаемные 30–35%, вынужденные мигранты 30–35%, заключенные ИТЛ 5–10%, прочие 5–10%.
К вынужденным мигрантам относились люди, уехавшие из старых городов из–за страха ареста или депортации (неработающие, деклассированные элементы, лишенцы и др.), зажиточные крестьяне, бежавшие из сельской местности под угрозой раскулачивания в 1930–1931 гг. и голодомора 1933–1933 гг.
Структура населения Бобриков – Сталиногорска – Новомосковска нашла свое отражение в соотношении типов городского жилья, построенного в 30-е годы: для 2–5% партийно–административного руководства строилось жилище повышенной комфортности, типа коттеджей или отдельных квартир; для 15–20% одиноких и холостых – предельно упрощенное жилище – общежития, казармы, бараки на 50–60 мест, дома–коммуны и проч.; для 70–80% семейных – коммунальные квартиры или бараки; для спецконтингента – бараки «соловецкого» типа на 250 человек[3].
Структура населения соцгорода в 30-е годы
На протяжении ряда лет эти группы постоянно изменялись по персональному составу, но по «содержанию» оставались практически неизменными вплоть до войны. Даже типология массового жилища просуществовала в городе вплоть до 60–80-х гг., запечатлев, таким образом, социальную структуру населения довоенной волны мигрантов.
Недавно появились доказательства об использовании труда заключенных на строительстве ГРЭС. В частности, инженер–энергетик Ф. А. Рязанов утверждает[4], что Сталиногорскую ГРЭС строило более 20 тыс. зэков. С ним нельзя согласиться, по нашим оценкам эта цифра была на порядок меньше.
Известно, что в 1933 году политико–воспитательная часть (ПВЧ) Бобриковской исправительно–трудовая колонии (ИТК) выпускала газету на 4 полосах формата А3 «ИТК на стройке», тиражом в 500 экз. (ред. Коненков)[5]. C 1934 г. газета носит другое название – «На стройке», являясь органом все той же ПВЧ, но теперь Сталиногорского ИТК. Над заголовком газеты появляется стандартный ГУЛАГовский лозунг:
Труд в СССР – дело чести, дело славы, дело доблести и геройства.
Тираж издания вырос до 600 экз., ответственным редактором газеты был тов. Максимов. Распространялась она на ГРЭС им. Сталина, где часть территории занимала ИТК.
По воспоминаниям того же Рязанова[4], в начале 30–х гг. XX века в Бобриках работало особое конструкторское бюро, явившееся прототипом послевоенных «шарашек». Возможно, это бюро входило в состав ИТК на ГРЭС. Некоторое время там содержался известный инженер–изобретатель Виктор Дмитриевич Кирпичников (1881–1937), где вместе с другими репрессированными инженерами МОГЭС участвовал в проектировании электростанций. По воспоминаниям его сокамерника, П. Г. Грудинского, Кирпичников ходил под конвоем на строительство электростанции в период начала фундаментных работ и предложил устроить упрощенные и более дешевые, вместо запроектированных. Там же сидел Яновицкий В. И., бывший зам. председателя правления МОГЭС, проходивший по делу «низовой террористической ячейки в МОГЭСе» в рамках процесса Промпартии (1931–1934 гг.).
С первых лет существования города в нем была и тюрьма НКВД № 14. В 30–50–е там сидели не только уголовники, но и «бытовики», «указники» и политические. Ходят слухи о проводившихся там расстрелах во время репрессий 1937–1939 годов, когда сотни невинных людей от конюха до директора ГРЭС и химкомбината были расстреляны в застенках НКВД. Возможно, что к репрессиям руководства имел отношение Алексей Федорович Боечин (1898–1971), бывший в 1934–1937 гг. парторгом химкомбината[6], уехавший в Москву «стажером НКВД» накануне массовых арестов. Потом Боечин работал в Курске, где местное УНКВД подвергнется разгрому, а Алексей Федорович станет его начальником. Во время войны он снова окажется в Сталиногорске. Как офицер госбезопасности будет занимать ответственные посты по линии НКВД, будет депутатом Верховного Совета РСФСР, доживет до старости и умрет в почете и уважении в Москве.
Считается, что если в 1937–1938 гг. действительно имели место массовые политические репрессии против граждан страны, то в годы Великой Отечественной войны террор почти не применялся. Это не так, просто стали арестовывать за другие «преступления» и появились новые категории «антисоветских» элементов.
Так, например, репрессиям подвергались красноармейцы и командиры Красной Армии, бывшие в плену, окружении или партизанских отрядах.
В силу тяжелой обстановки, сложившейся в первый период войны, значительное количество советских военнослужащих, находясь в окружении и исчерпав все возможности к сопротивлению, оказались в плену у противника. Многие попали в плен ранеными. Оказавшись в плену, подавляющее большинство из них сохранили верность Родине, вели себя мужественно, стойко переносили тяготы плена и издевательства гитлеровцев. А дома на родине всех их объявили предателями и отправляли на унизительные проверки в фильтрационные лагеря.
В основе системы фильтрации лежал принцип тотального недоверия к гражданам СССР, оказавшимся на время вне контроля советских органов. Поэтому в одном лагере нередко сидели отважные воины, попавшие сюда по воле случая, с трусами и паникерами. На одних нарах могли встретиться и бывшие враги, например, партизаны, воевавшие с немцами и полицаи, боровшиеся с этими партизанами, Во второй половине войны лагеря наполнили новые категории узников: депортированные крымские татары, коллаборационисты и пособники фашистов, интернированные поляки, литовцы, латыши, эстонцы и прочие «западники»[7].
Поначалу в лагеря попадали и «вызволенцы» – возвращавшиеся на родину остарбайтеры (советские граждане, угнанные на работу в рейх) и узники нацистских лагерей. В конце войны тульские лагеря приняли гражданское немецкое населения, мобилизированное и интернированное с родины для трудового использования в СССР, а также по программам денацификации Германии и дегерманизации стран Восточной Европы.
Фильтрационные лагеря представляли собой гигантский и непрерывно работающий конвейер, пропускающий через себя тысячи людей. Их принудительный труд широко использовался на шахтах Подмосковного угольного бассейна и на предприятиях Наркомугля, Наркомхимпрома, НКЭлектростанций и Наркомстроя[8].
Персональный состав спецконтингента из бывших военнослужащих менялся каждые полгода, не столько из-за продолжительности процедуры проверки, а вследствие исчерпания сил человеческого организма при скудном питании и тяжелой работе. Часть людей умирало от дистрофии и болезней, но большинство счастливчиков отправлялось на фронт, в ВОХР, лагерную обслугу или на заводы и шахты. Прочие категории спецконтингента сидели в лагерях дольше и тяжелее. Впрочем, сталиногорские лагеря считались благополучными, благодаря их лучшему снабжению и московскому подчинению.
В районе Сталиногорска и окрестностей в 1941–1950 гг. существовала целая система лагерей НКВД, обеспечивающая рабочей силой шахты и предприятия. Курировало этот комплекс Управление подмосковных лагерей № 283 (УПЛ), включавшее в себя спецлагерь № 283 (работал с 1942 г., позже – проверочно–фильтрационный лагерь (ПФЛ) № 283) и лагерь военнопленных № 388.
Списочный состав ПФЛ № 283 колебался от 8000 до 20000 чел, в 1946 г. на его базе создан Московско–Угольный ИТЛ (Мосуголь), проработавший до середины 1951, реорганизованного позже в ЛО УИТЛК УМВД по Московской обл., а после 1957 г. – в подразделение УЮ–400 УМВД по Тульской области.
УПЛ № 283 находилось в западном районе Сталиногорске. Начальником УПЛ № 283 был подполковник ГБ А. Ф. Боечин. На поселке Гипсовом (п/я 283) располагалось приемно–распределительное лагерное отделение № 13 спецлагеря № 283, вместимостью до нескольких тысяч человек и, вероятно управление самого фильтрационного лагеря. Эшелоны с людьми прибывали на станцию Ключевку, откуда их протягивали прямо к воротам лаготделения. Прочие лаготделения размещал вблизи мест хозяйственной деятельности лагеря[9]. Так лаготделение № 8 располагалось в районе д. Княгинино (фенольный завод), № 9 – с. Иван Озеро (шахты), № 12 – Сталиногорской ГРЭС им. Ленина, № 16–д. Малое Колодезное, № 17 и 23 в районе Сталиногорского химкомбината, № 29 – д. Шатовка, вблизи шахт Северная 1 и 2. Известно, что в самом городе спецконтингент работал практически на всех действующих и строящихся шахтах, в частности на №№ 15, 22, 26 (здесь работали «власовцы»), 27 (крымские татары).
Кроме «бывших военнослужащих» и коллаборационистов, через ПФЛ 283 прошли в 1945-1946 гг. интернированные граждане Прибалтики (часть из 6375 чел., размещенных в Московской обл.); 3608 интернированных гражданских лиц из Польши (1945-1947 гг.), а также 3500 поляков, содержавшихся в лагере № 388; позже здесь были интернированные немцы из бывшего Рейха (их количество неизвестно).
Лагерь военнопленных № 388 (лимит на 12500 пленных в 1945 г. и 5000 в 1949) действовал с 1943 по 1950 гг.[10] Его крупное лаготделение № 3 на 1000 мест находилось при шахте 28 на Урванке, № 5 в рп Задонье (1000 чел), № 16 (500–700 чел.) Еще одно лаготделение было у пос. Ширино. На станции Маклец дислоцировался рабочий батальон № 1109 военнопленных немцев численностью 278 чел. в 1947 г. и 51 чел. в 1950 году[10].
В пределах города сохранилось кладбище немецких военнопленных, расположенное у пруда в восточной части ул. Овражной.
На протяжении всей войны и вплоть до 1956 года в городе располагались спецпоселения советских немцев, мобилизованных в рабочие колонны трудовой армии. В 1942 году в Сталиногорске было 1307 немцев-трудармейцев, и содержались они в двух лагерных отделениях. Всего в Московской области было 7142 немца-спецпоселенца (в основном у нас, в Мосбассе), 1260 крымских татар и некоторое количество корейцев. Эта категория граждан самоотверженно трудились на угольных шахтах и предприятиях на протяжении всей войны и послевоенные годы, но под контролем силовых ведомств находилась вплоть до 1956 года.
В годы войны доля спецконтингента и спецпоселенцев составляла от 40 до 50 % от численности трудящихся на шахтах и предприятиях Сталиногорска.
Значительную часть их них властям удалось «закрепить» в городе различными путями: принудительным переводом «в постоянные кадры», заключения добровольно-обязательных трудовых договоров и пр.
Таким образом, население города снова приросло людьми, в очередной раз не по своей воле попавшими в город.
Сегодня во многих местах области появляются памятные знаки жертвам сталинских репрессий. Только столица тульского Гулага – бывший Сталиногорск – осталась в стороне от этого процесса.
Думается, что в Новомосковске должен быть памятник жертвам тоталитарных режимов сталинской и двух гитлеровской диктатур: тысячам советских граждан, интернированным полякам, жителям прибалтийских республик и стран Европы, всем страдавшим в сталиногорских лагерях и спецпоселениях.
См. также:
Литература
[1] Новомосковск: очерк истории / В. И. Седугин. – Новомосковск: ГОУ ВПО «Российский химико-технолог. университет им. Д. И. Менделеева», Новомосковский институт (фил.), 2009. – 138 с.
[2] Новомосковск : историко-экономический очерк / А. С. Бондаренко. – Тула, 1963. – 155 с.
[5] Пресса ГУЛага, (1918-1955) / А. Ю. Горчева. – М. : Изд-во Моск. ун-та, 1996. – 143 с.
[6] Кто руководил НКВД. 1934-1941 : справочник / Н. В. Петров, К. В. Скоркин. – М. : Звенья, 1999. – 502 с.
[8] Красильников С. А., Схадт А. А. Маргиналы в советском социуме. - Институт истории СО РАН, 2010. - 448 С.
[9] Узники Сталиногорска: Алфавит. списки 6326 поляков и польских граждан, содержавшихся в проверочно-фильтрационном лагере № 283 и в лагере военнопленных № 388 в Сталиногорске в 1944-1950 гг. / Индекс репрессированных ; T. 7. - Варшава, Карта, 1999, - 390 с.
[10] Военнопленные в СССР. 1939–1956 : документы и материалы / сост. М. М. Загорулько, С. Г. Сидоров, Т. В. Царевская ; под ред. М. М. Загорулько. М. : Логос, 2000. – 1120 с.
Источник: Клочков А. Н. Места репрессий в Сталиногорске 1930-1956 гг. // Туризм в Тульском крае: потенциал и перспективы: Материалы V областных краеведческих чтений, 22-25 октября 2013 г., Новомосковск / [редкол.: С. Г. Змеева и др.] ; Новомоск. библ. система, Центр. гор. б-ка [и др.]. - Тула : Гриф и К, 2014. - с. 170-177 | 
0
