Годов Борис Евграфович, уроженец Ивановской области. Сын священника. Валторнист. Десантник-парашютист. Санинструктор. Снайпер. Разведчик.
Зимняя война. Освобождение Бессарабии. Великая Отечественная. 204-я воздушно-десантная бригада, 413-я стрелковая дивизия. Участник ноябрьских и декабрьских боев 1941 года восточнее Тулы: за Болоховку, Сталиногорск. Неоднократно ходил в немецкий тыл, лично брал «языков».
Войну закончил 11 мая 1945 года, пройдя военными дорогами не меньше 12 тыс. километров. Шесть ранений, контузия. Орден Красной Звезды, две медали «За боевые заслуги» (27.08.1943, 31.03.1945), орден Славы III степени, орден Отечественной войны I степени.
После войны работал в НИИ-17, выполняя оборонные заказы. В свободное время — художник. Автор не менее 100 картин.
Ранние годы
Родился 25 августа 1920 года в городе Вичуга Ивановской области в семье священника — дьякона. В 1935 году, когда начались репрессии в отношении Православной церкви, ему пришлось покинуть родной дом. Чтобы спасти Бориса, отец отправил его в 31-й Туркестанский стрелковый полк (г. Кингисепп, Ленинградский военный округ). Стал воспитанником музыкального взвода стрелкового полка, освоил валторну.
В 1938 году перевелся в 204-ю воздушно-десантную бригаду в город Борисполь. Там также играл в оркестре, одновременно осваивая профессию санинструктора. В 1939 году принял присягу, став десантником — солдатом срочной службы.
— Самые настоящие элитные войска. Самые, самые настоящие. За четыре года там — мы служили четыре года, вырабатывали людей-автоматов, все делалось по минутам, по часам, все чтоб было.
Участник советско-финской войны, польского похода РККА.
Десантники 204-й воздушно-десантной бригады, 1940 год.
Источник: А. В. Горбачев
Начало Великой Отечественной войны
— Наш бориспольский аэродром был самым большим во всей Европе, поэтому он первым принял на себя удар немецкой армии. Бомбардировщики прилетели в полдень — это был мощнейший налет. Нас не спасло даже то, что мы были готовы к нападению — мы сразу потеряли 13 самолетов из 100, погибло 110 человек. Потом еще пять дней подряд нас бомбардировали по три раза в день. Как десантная бригада мы перестали существовать.
Во время одного из таких налетов Борис Евграфович был контужен. На шестой день войны бригаду вывезли в город Житомир, где Борис получил задание в качестве санинструктора сопровождать до Припяти командующего 6-й армии, у которого случился сердечный приступ. Доставив военачальника в госпиталь, Борис Годов и еще один сопровождающий получили от командующего секретный пакет, который им было поручено доставить в штаб фронта в Киев. Предав послание, Борис уже не возвратился в свою бригаду, а получил задание возглавить отряд диверсионной группы.
— Мы получили на руки взрывчатку и приказ — взрывать все железнодорожные пути, мосты и переправы по дороге из Киева в Брянск. Наша группа выдвинулась в сторону Канатопа. По пути мы сделали крюк, и дошли до бориспольского аэродрома. То, что мы увидели, шокировало — вся огромная огороженная территория, где еще недавно квартировались самолеты 204 ВДБ — превратилась в концентрационный лагерь, переполненный пленными солдатами. Мы ушли оттуда…
После этого небольшой отряд двигался в заданном направлении, больше никуда не сворачивая и не отклоняясь от своего задания. По пути до Брянска диверсанты взорвали несколько дорог и мостов.
— Мы очень долго шли, действовали совершенно автономно. Однажды ночью, мою группу покинуло 7 человек. Люди просто собрались тихо, и ушли домой. Нас осталось трое — я и двое моих знакомых ребят из ВДБ. В этом составе мы подошли к Туле.
В боях под Сталиногорском
В городе Сталиногорск Борис Годов со своим маленьким отрядом присоединился к сибирской 413-й стрелковой дивизии. Там он возглавил разведгруппу.
— Две дивизии подходили к Москве. Немец встал, стягивал войска на Тулу. И вот подошли две дивизии сибирские. Все говорят — сибиряки, сибиряки… вот я и был в одной дивизии. 413 сибирская дивизия, сам состав основной это 2-3 года прослужившие срочную службу дальневосточники. Если бы сохранили дивизию, это была бы очень хорошая, боевая и ценная сила, но все получилось по-другому.
Дивизия в 17 эшелонах подошла к Сталиногорску, первый полк высадился там, уже немцы знали, что идут сибиряки и листовки бросали.
Сдаваться предлагали?
— Да, дескать, зачем кровь проливать, война кончится через месяц. Полк высадился и сразу под обстрел попал. Ждали, они, конечно. Ждали, безусловно, у них данные были хорошие. И попали мы под дивизию такую… это дивизия была «Великая Германия», вот сейчас везде пишут — полк, нет, там была дивизия, но вся она никогда не воевала, только один полк.
Вы знали что это за солдаты — «Великая Германия»?
— Ну вот мы узнали уже когда полк погиб почти что весь, обложили его огнём миномётным, у них там миномёты были, просто мастерски владели им. И танками давили в обход. Наши стали огонь открывать все меньше и меньше, немец уже знал, что здесь полк небоеспособен и прямо пошёл напрямую, прямиком прошёл. Я не знаю, там в плен, наверное, попали многие, я в одном месте только видел, как сдавались. Всё. Артиллерия погибла вся. И вот что я скажу сейчас — за все полтора месяца почти что не было подвоза боеприпасов.
Как обходились?
— Был с собой комплект, дивизии, полки имеют комплект боевой, ну и они не знаю каким-то образом, там же не каждый день в бою, если деревню заняли, за неё и держатся неделю. Немец наступает 20-30 человек — пишут, что рота наступала. 2-3 танка издалека подходят. В этом полку своих танков было 20 штук.
Какие были танки?
— Т-III. Своих 20 танков в полку. И там Гудериан ещё 400 танками сзади шёл. И они имели право вызвать авиацию. Был где-то аэродром, который им подчинялся. Пикировщики Ю-87 часто прямо вылетают из одного места, три захода делают, всё разносят. Про авиацию мы потом узнали от пленных.
Бои были большие. Немец свои силы сохранял, а из нас выжимал всё, что мог. В день по 3-4-5-6 атак. Но близко не подходили. Не прорывались ни разу. Или не могли. Это в последнее время они стали по ротам – роту целую пустят, там примерно видишь, что рота, что много. А потом нет, потом выстрелов меньше, меньше.
Ещё артполк был. В дивизии в каждой есть артполк, там пушки 150-миллиметровые, 120-ти. Мощная артиллерия. Артполк бил по танкам, выпустил основной свой запас раньше срока. Дали автомашину со снарядами, сказали, пришла машина. Вместо больших — маленькие, представляете. 76 мм. Не тот калибр. Все пушки 76- мм были наполовину раздавлены, наполовину побиты. Артиллерия наша вся осталась там, потому что вывозить её нельзя. Там конная была тяга. 1914 года пушки, я помню, смотрел. Деревянное колесо здоровое, 120-мм пушки, мощные, хорошие.
Но видишь, как получилось: там стали окружать, здесь. Вышли с боем. Я собрал свою группу и выходил. Никогда не тыркался, находил лёгкое место и людей выводил. Но полк артиллерийский, по-моему, почти весь там погиб.
Брошенное 76 мм горное орудие, Косая Гора, ноябрь 1941 года. Предположительно, принадлежало 413-й стрелковой дивизии.
Снимок сделан от здания по современной ул Октябрьская, д. 1.
Источник: из архива немецкого 35-го танкового полка 4-й танковой дивизии, сайт "Panzerregiment 35 — Das Regiment mit dem Bären". Предоставлено Hans-Jürgen Zeis.
— Воевать было очень тяжело — не хватало квалифицированных кадров, санитаров, офицеров. Не было боеприпасов — приходилось сражаться голыми руками. Немцы если не уничтожали нас, то просто игнорировали. С тяжелыми боями мы заняли шахтерский поселок Болоховку. К тому времени от 16000-ной дивизии уже осталось около 6000 человек. Мы держали оборону из последних сил — немец сражался с нами неделю, а потом просто пошел с обход. Вскоре дивизия потерпела поражение — остатки ее были уничтожены. Нам чудом удалось спастись.
1) Бои за Болоховку 20-21 ноября 1941 года;
2) Тело советского солдата, предположительно из 413-й стрелковой дивизии, на улице Болоховки.
Источник: Axel Urbanke, Dr. Hermann Türk. Als Sanitätsoffizier im Rußlandfeldzug: Mit der 3. Panzer-Division bis vor Moskaus Tore. — Luftfahrtverlag-Start; Auflage: 1 (15. Dezember 2016). — 568 S.
Разведгруппа Бориса Годова оказалась зажата между немецким наступлением и рекой. Единственной возможностью остаться в живых было, не поддаться панике, не бежать, а тихо спрятаться и ждать. Так солдаты и поступили. Они спустились в реку, погрузились в воду с головой, оставив вблизи поверхности только лицо, чтобы можно было время от времени вдыхать воздух. А то был уже ноябрь месяц.
— Мы выбрались из воды через несколько часов. Самое удивительное, что никто после этого не заболел, не чихнул даже. Человек может перетерпеть все, когда оказывается в таких условиях. Мы вернулись в Тулу, там было принято решение 413-ю дивизию переформировать, точнее, создать заново, и наградить ее орденом Красного Знамени.
Сколько у вас было человек в группе, которую вы выводили?
— В подчинении у меня было 11 человек, а вся отдельная разведывательная группа штаба дивизии — 29 человек по-моему. Командовал ей майор, начальник разведотдела.
На этот момент ваши обязанности как разведчика в чем заключались?
— Вот мы были там отдельно, мы на передовой не были. Там жмут на деревню на одну, жмут, командир полка говорит — так и так, надо помочь. Ползком или как, там погибших много, и мы подходили. Отбивали, и все. Куда-то далеко нас не отпускали, потому что командир полка чувствовал себе вроде защиту, нас придерживал при себе. Потому что он познал уже, что это за группа такая.
О командире 413-й стрелковой дивизии Терешкове
...у нас командир дивизии проходил по передовой. Однажды такой трюк устроил — вышел и пошёл по брустверу, там выскочили сразу адъютанты его, встали и идут параллельно. Он сразу раз — ушёл. Терешков, генерал-майор, с палкой ходил, у него нога плохо работала, это царский офицер был, вот такой был человек, командир такой. Это под Тулой было.
Кто-то говорил у вас по-немецки в группе?
— Я немецкий учил с 5-го класса, 5-й, 6-й, 7-й, по-моему. Ну учил я плохо его, потому что он не нравился мне, и вообще я немецкий не переносил, а когда началась война, я сразу нашёл переговорник один. Потом мне достали ещё один, офицерский переговорник.
Это наши были или немецкие?
— Наши и немецкие у меня были, так что я мог опросить пленного. Я сейчас только, последние, наверное, лет десять позабыл все окончательно, и позабывать войну стал. А так все — первый допрос снимаешь, и все, что, как, какой командир, какая часть, кто командир, когда прибыли, сколько человек.
Насколько обычно охотно рассказывали?
— Ну почти что все рассказывали.
То есть никакого «ничего не скажу» — такого не было?
— У меня — нет, я не встречал. Одного, по-моему, старшего ефрейтора брали, такой тучный был. Перерезали провод связи и сидели, ждали. Подъехала грузовая машина, мы противотанковую гранату бросили под мотор, грузовик вздрогнул и все. А их было там несколько: водитель, и этот вот самый толстый, ефрейтор старший. Они выпрыгнули сзади. Может быть, сзади еще немцы были, мы не смотрели ничего, некогда было смотреть, потому что взрыв громкий, а до деревни, наверное, километра полтора-два. Этого толстого взяли, поволокли, он сопротивляться стал — здоровый, тяжёлый! И зима.
Пробраться к немцам было не сложно, но забрать оттуда человека, а тем более вернуться с ним обратно к своим — было очень трудно. Этот здоровый фашистский офицер сражался с нами как минотавр. Пока ему «финку» в зад не воткнули — не успокоился. Настоящая война, она ж не похожа на то, что сейчас показывают в современных фильмах. Смотреть противно на эти спецэффекты.
Немецкие солдаты сдаются в плен.
Снимок О.Кнорринга, Тула, 1941 год. РГАКФД , ед. хр. 0-312234
Связист?
— Да, связист. Ну ему раза 2-3 автоматом наподдали немножко. Сразу не разговаривали, потащили его дальше, потом начали колоть. Он же не двигается, не хочет двигаться, ему прокололи заднее место ножом, он вскочил, заорал. Ему говорят — быстрей, шнелль!, шнелль! Пинка ему дали, отползли в укромное место. На коленки подняли его, потащили, потом он сам встал. Ничего нам не сказал, ничего. Ну я и не стал спрашивать дальше, отдали его в штаб, там заговорит. Там тоже, знаешь, по-тихому с некоторыми справлялись если чувствовалось, что не будет с него толку никакого.
С вашей точки зрения немец что за противник был? Как его охарактеризовать правильно?
Советский связист прокладывает телефонный кабель во время контрнаступления под Москвой. Источник: waralbum.ru
— Хорошая дисциплина, хорошая подготовка, хорошее оснащение полков и батальонов. Связь хорошая. Даже, по-моему, у них ротные станции были. Да, в войну были ротные станции.
У нас в [413-й стрелковой] дивизии была такая станция, что с полками не могли связаться. В общем, я порядка не видел в 41-й год нигде, за исключением, конечно, десантной бригады. В бригаде у нас была связь с командирами батальонов, 4 батальона, 4 рации было. Но не помню какая — 5-ти километровка или не помню какая. Но была связь. У немцев везде связь была. Ну у нас тоже — как наступление остановили, так начинают тянуть связь, а через день — подключились, протянули — через день опять снимают, отступление будет.
Я связистов видел много убитых. Лежат, катушка спереди, катушка сзади. Связь порвалась — надо найти где. Где-то упал осколок, перерезал провод, надо искать. Пока найдешь... Хорошо, если пошли с двух сторон, с той стороны и с этой. А там засада. Пришли, стали ремонтировать, а их расстреляли и зажали. Немцы связистов наших расстреливали. «Языков» мало брали.
Почему так?
— Ну они и так всё знали хорошо, у них разведка была. Всех командиров полков знали, всех абсолютно, дивизий, командиров полков. А мы никогда не знали немецких командиров полков. Надо идти, какого-то офицера добыть в немецком тылу, чтобы узнать, какая часть. Так и узнавали. Любой пленный попавшийся скажет.
Дальнейший боевой путь
В дальнейшем принимал участие в освобождении Калуги, в боях на Зайцевой горе. После освобождения Орла 413-я стрелковая дивизия через Белоруссию и Украину двинулась на запад и дошла почти до Берлина — остановились в городе Штетин. Город заняли с тяжелыми боями, и двинулись на столицу Германии — оставалось пройти еще 200 километров. Однако до Берлина дивизия дойти не успела — война закончилась.
— Мы остановились на полпути — идти дальше не было смысла. Когда объявили об окончании войны, конечно, мы очень обрадовались. Пьяные были все. На следующий день к Берлину, то есть собственно к нам, подходила 6-я, только что сформированная, армия Германии. Она была укомплектована по последнему слову техники — фашисты все сидели на бронетранспортерах. Конечно, когда было объявлено о капитуляции, то им следовало, встретившись с нами, сдаться и разоружиться, но, понятно, что они не хотели отдавать русским столько новейшей техники. Поэтому, завидев нашу дивизию, они развернулись на 180 градусов и поехали обратно. Русские мешали им уходить, но нам было любопытно посмотреть на их новое вооружение, поэтому мы сделали крюк и стали ждать армию на одном из поворотов. Мы смотрели на них с пригорка через овраг — у нас не было оружия. Видимо нас заметили, и хотя война закончилась, фашисты выпустили по нам две ракеты. В меня попали осколки от снарядов, и это стало самым моим тяжелым ранением за всю войну — я долго потом провалялся в госпитале. Один из осколков из меня не извлекли до сих пор — я прожил с ним всю жизнь.
Война мне потом снилась. Первые лет десять, что ни ночь — одни бомбежки…
Умер 24 октября 2023 года в Москве.
Источники
|