Николай Александрович Князев, воспоминания которого мы публикуем, из того поколения молодежи страны Советов, которое почти все полегло на полях сражений Великой Отечественной войны. Николаю Александровичу посчастливилось выжить. После войны он получил высшее юридическое образование и был направлен на работу в Коми АССР. На Севере Николай Александрович проживает вот уже пятьдесят пятый год. У него богатая трудовая биография. Являлся членом Верховного суда Коми АССР, заместителем прокурора и министра юстиции республики, занимал другие должности. Трудился не покладая рук до преклонного возраста. Лишь в 72 года Николай Александрович оставил свою последнюю работу — главного юриста Коми государственного педагогического института. Читателю наверняка будет интересно прочитать записки Николая Александровича Князева о былом.
Н.А. Князев спустя многие годы после войныН. А. Князев
судья Верховного суда Республики Коми в отставке,
бывший заместитель министра юстиции республики
Что было, то было
Инициатива написать о себе принадлежит не мне, а Вячеславу Александровичу Шишкину, председателю Верховного суда республики. Он как-то позвонил мне и попросил побеседовать со своим помощником по делам журнала «Правосудие» с тем, чтобы написать очерк обо мне. По моей вине эта встреча не состоялась.
Желание председателя Верховного суда понятно и похвально — отметить и оставить в памяти тех, кто был у истоков становления и совершенствования органов правосудия. Их размышления о прошлом, их опыт могут быть использованы в современных условиях. После недолгих раздумий я решил написать о себе сам. В далеком прошлом я работал журналистом в городской газете. Приходилось в каждый номер давать материал. Работая в Верховном суде, министерстве юстиции писал обобщения, докладные, доклады, справки. Правда, канцелярщина не способствовала улучшению стиля моего письма, но говорили, что вполне прилично получалось.
Со школьных лет в Сталиногорске
Ну а теперь ближе к обозначенной теме. Как и почему я стал юристом?
Юристом я стал не случайно. Обучаясь с 1931 по 1941 год в средней школе строившегося города Сталиногорска, ныне Новомосковска Тульской области, я много читал не только рекомендованной учебным планом литературы, но и другие книги. И тогда я обратил внимание на то, что многие известные писатели, историки, политики обучались на юридических факультетах. Это во многом определило мой выбор после окончания школы.
Начальной грамоте я обучался дома. Читал с шести лет, и в школе мне все давалось легко и просто. Но такая легкая жизнь продолжалась только до пятого класса. А потом в школу я ходил безо всякой охоты. Но уже тогда я стал понимать, что делать надо не только то, что тебе нравится, но и то, что нужно. В то время власти очень серьезно подходили к обязательному образованию. Если дети не посещали школу, их родителей строго наказывали. Своих родителей мне не хотелось огорчать. Они, почти безграмотные люди, хотели видеть меня образованным.
Учеба в старших классах давалась трудно. Не понимал химию, боялся алгебры, но любил литературу. Мои сочинения учительница хвалила, а иногда и читала их перед классом. Правила по русскому языку я знал плохо, но писал почти без ошибок. Наверное, благодаря природной грамотности. К тому же я много читал. В общем, школу я окончил. Как и следовало ожидать, без медали, хотя на экзаменах по алгебре удивил учителя оригинальным решением задачи.
Учителя, конечно, замечали мои литературные способности, поэтому назначили ответственным редактором школьной стенгазеты. Не могу не сказать о нашем с одноклассником Женей Кругляком «подвиге». Мы перед началом учебного года в 10 «б» классе выпустили стенгазету «Дружба» и тайком вывесили ее в классе. Это был листок, наполненный любовью, дружбой и нашими неумелыми, но искренними стихами. Весь первый день нового учебного года класс толпился возле стенгазеты, а мы с Женей очень гордились своим поступком. Недозволенная газета на следующий день исчезла, но в нашей памяти осталась навсегда.
Энтузиазм и репрессии
Удивительное это было время — конец тридцатых и начало сороковых годов. Люди трудились с огромным энтузиазмом. Буквально на глазах рос вширь и ввысь Сталиногорск. Строились современные кирпичные дома, в которые люди переселялись из бараков. В короткий срок были построены громадный химкомбинат, мощная электростанция, вокруг города возникали, как по щучьему велению, угольные шахты.
Так было по всей стране. По радио звучала бодрая музыка (репродукторы были установлены на улицах). В кинотеатрах и клубах шли патриотические фильмы «Чапаев», «Броненосец Потёмкин», «Если завтра война» и другие. Народ жил бедно, но нищих, голодных видно не было. Мы считали Советский Союз самой счастливой, самой лучшей страной в мире и готовы были отдать свои жизни, если враг на нас нападет. Будучи окруженными со всех сторон враждебными странами, мы знали и понимали, что война неизбежна. Поэтому в учебных заведениях все учащиеся проходили военную подготовку, в городе регулярно проводились учения по гражданской обороне.
И в это же время, в основном ночью, шли аресты так называемых врагов народа. Мне тогда было 13-14 лет. До меня, конечно, доходили слухи об арестах. В школе нас призывали быть бдительными и помогать обезвреживать шпионов и диверсантов.
В 1937 году широко отмечалось столетие со дня гибели А.С.Пушкина. По этому поводу на обложках тетрадей печатались иллюстрации к его произведениям. Мы пытались разглядеть в этих картинках призывы против советской власти. Моего отца, вчерашнего крестьянина, ударно работавшего на строительстве химкомбината и жилых домов, и моих старших братьев репрессии не коснулись. Наш город был рабочим, а репрессии направлялись в основном на высший и средний эшелоны власти. Поэтому жители нашего города не так болезненно пережили этот период.
Выпускники 10 «б» класса 1941 года из Сталиногорска: Коля Князев, Витя Бородин (вернулся с фронта инвалидом), Женя Кругляк (погиб) и Никаноров (погиб).
Война поставила крест
18 июня 1941 года в нашей школе был выпускной вечер. Было весело и грустно. У нас, семнадцатилетних, начиналась самостоятельная жизнь. Большинство выпускников готовилось поступать в институты. Я направил письмо в Московский университет, в котором просил сообщить об условиях приема на юридический факультет и факультет журналистики. А 22 июня 1941 года началась война, которая поставила жирный крест на всех наших планах.
В армию меня сразу не взяли — по возрасту и из-за плохого зрения. Что делать? Сидеть дома просто так я не мог.
3 июля 1941 г. прозвучала знаменитая речь И. В. Сталина. Она была необычна по форме и содержанию. Я не помню в подробностях эту речь, но запомнил необычное обращение к народу:
В этот тяжелый час я обращаюсь к вам, братья и сестры, друзья мои...
Момент был тревожный, тяжелый. К этому времени немецкие войска захватили половину Украины, почти всю Белоруссию. Народ не ожидал такого начала войны, хотя большинство людей понимало, что война неизбежна, и воевать придется именно с Германией. В короткой речи Сталин указал, что надо делать в данный момент, вселил в нас уверенность в конечной победе. А тут по радио прозвучало обращение: враг приближается к Москве, все, кто может, записывайтесь в отряды по строительству оборонительных сооружений на дальних подступах к Москве. Я, как и многие мои товарищи по классу, записался в один из отрядов.
Через несколько дней мы уже были в Смоленской области, в хорошо известном по военным сводкам городе Ельня. Перед нами была поставлена задача — в кратчайший срок вырыть противотанковый ров. Работали, не жалея сил. Стояла жара, еды было мало, да и есть особо не хотелось. Хорошо, что воды хватало. Работали в основном женщины, мужчины, которые пока не были призваны по разным причинам в армию, и мы, вчерашние школьники. Фронт был близко, и мы очень спешили. Ров уже был почти вырыт, как вдали показались немецкие танки и начали стрелять по безоружным людям. Наших войск прикрытия не было. Десяток военных, руководивших строительством противотанковых рвов, скомандовал: «Уходите!» Побросав лопаты, под обстрелом немецких самолетов мы побежали на восток. Я надеялся, что наши противотанковые рвы пригодились нашим солдатам. Так началась моя война с немецким фашизмом.
Дороги Смоленщины: повозки, коляски с детьми, солдаты из разбитых частей. Сплошной стон. Плакали дети, мычали коровы. Часто раздавалось: «Воздух!» Бесконечная колонна разбегалась по обе стороны дороги. Люди ложились на землю, ища спасения под каждым кустиком или бугорком. Не знавшие жалости немецкие летчики на бреющем полете расстреливали их, беспомощных. Кто-то вставал, а кто-то оставался лежать... Такие страшные отметины были на всем скорбном пути спасающихся людей. Они не хотели оставаться под врагом, шли и шли, рискуя жизнью.
Пишу и плачу. Столько горя и смертей я увидел за неполный месяц!.. Резко переменилось мое представление о войне, о немцах. Стало ясно, что победа будет нескорой и кровавой. Я возненавидел немцев, всех немцев. Ведь они все или почти все хотели уничтожить нас. Их зверства, бесчеловечность никак не укладывались в недавнее представление о гуманности и высокой культуре этой нации. Это были нелюди, которые не имели права жить на земле. Такое чувство владело не только мной, а всем советским народом, и оно помогло ему устоять и победить это чудовище — фашизм.
Мы с другом Женей держались друг друга и уцелели. Прошли Смоленщину, часть Тульской области и голодные, оборванные вернулись домой. Не все из нашего класса вернулись. Понятно, какое настроение было в наших семьях. Женю сразу же призвали в армию (он на год был старше меня), а уже через месяц его родители получили сообщение о гибели его и старшего брата на фронте. Я еще какое-то время помогал убирать урожай в соседнем колхозе.
Эвакуация в Саранск: быть впереди и в тылу, и на фронте
Война приближалась к нашему городу. Немцы бомбили химкомбинат, электростанцию, жилые кварталы. Остаться на оккупированной территории было исключено. Старший брат до призыва в армию работал секретарем горкома ВКП (б). Старый и больной отец — член ВКП (б). Я по убеждениям тоже был коммунистом. В нашей семье, кроме меня и отца, были еще старая мать и беременная сестра, в самом начале войны потерявшая под Могилевом мужа-офицера. Трудоспособным был один я. Находившийся в то время в Саранске после тяжелой контузии старший брат Афанасий прислал весточку, в которой потребовал немедленно пробиваться к нему. Он был начальником политотдела формирующейся дивизии.
С трудом погрузившись в проходивший с запада поезд с оборудованием эвакуируемого завода, забрав с собой жену брата, старую тещу и двоих его маленьких детей, мы на открытой платформе добрались до станции Моршанской. Сколько дней и ночей мы провели на полу небольшого вокзала, я не помню. Продукты, взятые из дома, кончились. На проходящие поезда попасть было очень трудно, а нашей большой семье просто невозможно. Отец пошел собирать милостыню и пропал. Помог нам сесть на поезд старший лейтенант, служивший в Саранске и знавший брата. Век его не забуду. Без него наш немощный колхоз едва ли бы добрался до брата Афанасия.
Без работы долго оставаться я не мог. Уже через несколько дней поступил слесарем-сборщиком на военный завод, выпускавший снаряды. Я был доволен, потому что знал, что каждый снаряд, в который вложен мой труд, полетит на головы фашистам.
В первый, самый тяжелый год войны я вступил в комсомол, понимая, что единственная моя льгота — быть впереди и в тылу, и на фронте. Работали мы по двенадцать часов с редкими выходными днями. Пребывание в течение нескольких месяцев в Саранске оставило самые добрые воспоминания о городе и горожанах, предоставивших не только нам, но и многим другим эвакуированным, кров и нормальные условия для жизни.
Оккупация нашего города продолжалась недолго. Декабрьское наступление Красной Армии под Москвой освободило значительную территорию советской земли. Освобожден был и Сталиногорск. Мы благополучно вернулись домой. Поскольку я некоторое время был внештатным сотрудником городской газеты «Сталиногорская правда», то меня пригласили в редакцию на работу. Но литературным работником я был недолго. Летом 1943 года меня призвали в Красную Армию. Я с удовлетворением воспринял призыв. Мне, здоровому человеку, хотя и с ограничением по зрению, стыдно было в такое тяжелое время находиться в тылу.
Зенитчик Князев
Младший сержант Николай Князев, 17 ноября 1944 года, Белград, ЮгославияФронтовая жизнь у меня сложилась благополучно. Я даже не был ранен. Только однажды во время налета вражеских самолетов на нашу зенитную батарею меня контузило. Разорвавшаяся рядом с траншеей бомба завалила меня и еще двоих солдат землей. Если бы вовремя не откопали, быть бы нам погребенными заживо. В медсанбат мы не пошли, обошлись помощью толкового санинструктора батареи. Служил добросовестно, поэтому вскоре получил звание младшего сержанта и был назначен командиром отделения управления батареи. Одновременно являлся начальником радиостанции. В отделении было два телефониста, заместитель начальника радиостанции, санинструктор и инструктор химзащиты. Всех хорошо помню по сей день.
Наш 82-й зенитно-артиллерийский полк входил в состав 3-го Украинского фронта и состоял в резерве главного командования. Нам приходилось выполнять особо важные военно-государственные задачи. Так, весной 1944 года перед полком была поставлена задача по воздушному обеспечению защиты от налетов немецкой авиации американского аэродрома, находившегося недалеко от городка Пирятин Полтавской области. Тогда по договоренности с американцами их бомбардировщики совершали челночные рейсы из Италии (в то время значительная часть территории Италии была очищена от фашистов войсками союзников) к нам и обратно. По пути в обе стороны они сбрасывали бомбы на военные объекты немцев. При этом противник нес колоссальные потери.
Немцы пытались во что бы то ни стало уничтожить аэродром и находившиеся там «летающие крепости». Это им удалось на другом подобном аэродроме вблизи Полтавы, где практически все американские самолеты были уничтожены. Нашему полку удалось отстоять охраняемый аэродром. Командир полка был награжден американским командованием, а нас американцы поблагодарили и угостили сигаретами.
Другая специальная задача нашего полка состояла в оказании помощи югославской народно-освободительной армии. Когда американцы и англичане умышленно затягивали с открытием второго фронта, народно-освободительная армия Югославии была для нас вторым фронтом, отвлекающим значительные силы немцев. Осенью 1944 года, ведя оборонительные бои с превосходящими силами противника, югославская армия оказалась в крайне тяжелом положении. Усугублялось оно еще и тем, что штаб армии во главе с маршалом Тито оказался в окружении. Наше командование решило спасти Тито и его штаб, послав на выручку несколько транспортных самолетов. В невероятно тяжелых условиях, ночью, самолеты совершили посадку в горах и вывезли Тито и штаб на уже освобожденную территорию Югославии. В спешном порядке наш полк был переброшен в городок Вршац, куда высадили Тито и его окружение. Батареи были рассредоточены вокруг резиденции Тито и подготовлены к бою. В этом была необходимость, потому что наши войска уже вели бои за столицу Югославии Белград, а мы оказались вблизи боевых действий. Уже на следующее утро Тито в сопровождении нескольких своих приближенных обошел наши батареи и поблагодарил офицеров и солдат за оказанную помощь.
Наш полк принимал участие в освобождении Белграда, прикрывая советские войска и югославских партизан от немецкой авиации. Мы вошли в сильно пострадавший Белград в конце сентября 1944 года. Встречали нас, русских солдат, как родных братьев, называли нас братушками, выносили на улицы то немногое из продуктов, что еще осталось после оккупации, угощали ракией (сливовой водкой). Сербский язык близок русскому, и мы хорошо понимали друг друга. Я искренне полюбил этот близкий нам по духу и крови народ. И когда в недавнее время в ходе кризиса в Югославии, связанного с действиями албанских сепаратистов, американские самолеты бомбили Белград, мне было больно за братушек и стыдно за Россию, которая не смогла помочь своим братьям.
Ко времени освобождения Белграда я был назначен комсоргом полка. В армии, да еще в военное время, не спрашивают согласия. Я, младший сержант, занял офицерскую должность и оказался в щекотливом положении. Дело было не только в том, что комсомольцы служили в разбросанных чуть ли не по всему Белграду батареях и добираться до них в условиях военного времени было нелегко. Я должен был спрашивать за постановку воспитательной работы с лейтенантов и даже с капитанов. А с дисциплиной в условиях города было непросто. Солдат и офицеров отвлекали от службы много соблазнов. Изголодавшиеся по мирной жизни люди иногда забывали о своих обязанностях. Я, конечно, старался выполнять порученное мне дело, но чувствовал себя не в своей тарелке. Неоднократно просил замполита освободить меня от должности и вернуть в свою батарею. Наконец, моя просьбы была удовлетворена.
В Белграде наш полк в течение нескольких месяцев обеспечивал в основном безопасность руководства Югославии. Королю Петру III (до войны Югославия была королевством), находившемуся в Англии, маршал Тито не рекомендовал приезжать в Белград, потому что, как он говорил в одно из посещений наших позиций, его виллу занимают русские солдаты. Так и было на самом деле. Королевская вилла, здорово побитая и разграбленная, была нашей казармой.
Вскоре пришлось расстаться с братушками. Мы обучили их артиллерийскому делу, передали им свои орудия, которые хороши были как для стрельбы по самолетам, так и по наземным целям. А сами, вооружившись трофейным оружием, которое в огромном количестве находили на полях сражений, двинулись пешим ходом в Венгрию.
Война подходила к концу, но третьему Украинскому фронту под командованием маршала Толбухина пришлось преодолевать упорное сопротивление немецко-венгерских войск в Будапеште и в районе озера Балатон. Бои были ожесточенными, кровавыми. Наш полк, оснащенный к тому времени более мощными орудиями, использовался для обстрела вражеских позиций. Воздушных целей практически не было. Наша авиация полностью господствовала в воздухе.
Победу мы встретили в венгерском городке Веспрел. Нет слов, чтобы описать радость и ликование, которое переживали мы в те незабываемые дни.
Младший сержант Николай Князев (справа) с сослуживцем, Румыния, март 1946 года
Я всего два года служил в действующих войсках. Это немного относительно всей моей жизни, но очень много по своему значению для меня. Эти годы занимают особое место в моей жизни. Это было время, когда я защищал с оружием в руках мою Родину.
Наш полк был реорганизован в отдельный дивизион, который дислоцировался сначала в Венгрии, затем в Румынии. К тому времени я уже вступил в члены ВКП (б) и был назначен парторгом дивизиона. Старшее поколение демобилизовалось, а нам, молодым, еще больше года надо было служить в Красной Армии. Мне предлагали поступить в военное училище, но я категорически отказался от такой перспективы. Я хорошо знал, что делать мне на гражданке.
Школьная мечта осуществилась
Демобилизовавшись в декабре 1946 года, я вернулся домой в Новомосковск. Гулял недолго. Старые родители не могли меня содержать. Я вернулся в свою газету. Писал очерки, обрабатывал для печати письма читателей, писал информации, а в свободное от работы время готовился к поступлению в Московский юридический институт, который находился на улице Герцена. Желающих получить юридическое образование было много, поэтому ректор образовал на первом курсе два потока человек по двести в каждом. Было много фронтовиков, которые при поступлении пользовались льготами. Я сдал экзамен очень хорошо и в августе 1947 года был зачислен на первый курс Московского юридического института. Школьная мечта осуществилась.
Жить на одну стипендию в 200 рублей было трудновато, приходилось подрабатывать на разгрузке вагонов. Место в общежитии обещали только со второго курса. Хорошо, что в то время в Москве учился в аспирантуре одного из институтов старший брат, которому на время учебы предоставили комнату. В ней, кроме брата, жили его жена и теща. В этой комнатушке приютили и меня. Вообще, в Москве в то время был тяжелейший жилищный кризис.
Первый курс мне дался нелегко. Я обнаружил, что учиться не умею или разучился это делать. Уже на первом экзамене после первого семестра по сравнительно простому предмету «Судоустройство» я с трудом получил «тройку». Тогда же я твердо усвоил, что учиться — это не только понимать, что читаешь или слышишь, но и запоминать прочитанное и услышанное, да еще уметь толково передавать свои знания другому, в данном случае - экзаменатору. Казалось бы, это аксиома. Однако ее приходилось открывать вновь и вновь. Видимо, сказывался шестилетний перерыв в учебе.
Институт размещался в аудиториях Московской консерватории. Поэтому лекции профессоров нередко проходили в сопровождении пения или фортепианной музыки. Это не мешало. Мешало другое — шум машин с улицы Герцена, когда лекции и другие занятия проходили в аудиториях, выходящих окнами на улицу. Преподаватели у нас были превосходные, слушать их было одно удовольствие. Записывать было некогда. Слушали, как в театре. Я просто физически ощущал, как с каждым месяцем голова моя обогащалась знаниями.
Со второго курса я уже жил в так называемом общежитии — в большой комнате деревенского дома на станции Тайнинская, в двадцати километрах от Москвы. В этой комнате жили десять студентов. Хозяйка обеспечивала нас кипятком и давала возможность пользоваться керосинкой. Заниматься там было невозможно. Приходилось иногда пользоваться Ленинской библиотекой или читальным залом института, который был всегда переполнен. Я не роптал на условия жизни во время учебы. Я прекрасно понимал, что страна живет трудно после опустошительной войны. Главное — я мог учиться. И когда после госэкзаменов и получения диплома надо было расставаться с институтом и Москвой, мне было грустно. Прошедшие четыре года стали фундаментом всей моей дальнейшей жизни. Государственная комиссия направила мена на работу членом Верховного суда Коми АССР.
Прибыл я в Сыктывкар по Вычегде на пароходе «Бородино». Это двухдневное речное путешествие и беседы с пассажирами дали мне представление о республике, в которой мне предстояло прожить большую часть жизни. Принял меня исполняющий обязанности председателя Верховного суда республики Александр Егорович Шаглеев, опытный судья, во время войны являвшийся председателем военного трибунала. Человеком он был суровым, но принял меня по-отечески тепло. Он предоставил мне прямо в помещении суда отдельную комнату, за что я ему по прошествии многих лет благодарен. Ведь это избавило меня от поисков жилья и дало возможность сосредоточиться на работе в суде. Несколько позже Верховный суд возглавил Николай Яковлевич Нечаев, ранее работавший главным государственным арбитром при Совете Министров Коми АССР. 15 августа 1951 года меня приняли членом Верховного суда и определили в судебную коллегию по уголовным делам. Мне тогда было 27 лет.
Продолжение...
Источник: «Что было, то было». Воспоминания судьи Верховного суда РК в отставке Н.А. Князева // Правосудие: [Вестник Верховного суда Республики Коми и Управления Судебного департамента в Республике Коми] выпуск № 2 (10) за май 2006 года. — С. 26-31 (часть 1); выпуск № 3 (11) за август 2006 года. — С. 25-32 (часть 2).
Статья предоставлена М. Ю. Горбачевым, начальником отдела государственной службы и кадров Верховного Суда Республики Коми, и А. В. Голосовым, пресс-секретарем суда. | 
