Сергей Гусев
г. Тула

Воспоминания о войне тулячки Валентины Федониной: «Картошке надо поставить памятник!»

Одна из газетных заметок о Валентине Федоровне Федониной была названа «Одной судьбою со страной». И это действительно так. Валентина Федоровна прожила удивительную насыщенную жизнь.

Начинала свою трудовую деятельность секретарем комитета комсомола на Новомосковском химкомбинате. Она кандидат химических наук, руководила большой лабораторией во ВНИПИМе, занимала должность руководителя сектора по надзору в химической промышленности по экологической безопасности в областном правительстве, имеет патент на изобретение. Но сегодняшний ее рассказ о том, что запомнилось о времени немецкой оккупации Сталиногорска в 1941 году, и о том, как жили в городе в военное время.

Нам было приказано сидеть в подвале

— В Сталиногорске наша семья оказалась в 1934 году. Тогда было объявлено о строительстве химкомбината, и родители, убегая от того, что кулаков ссылали, по объявлению приехали сюда из Ельца. Всех селили в бараках, но родители предпочли снимать комнату в частном домике. Потом сами купили домик. Я этот дом хорошо помню. Как-то увидела в Туле, около рынка, в продаже картину – ну копия наш дом. Под соломенной крышей, но причесанный-причесанный; единственное маленькое окошечко в нем. Мне казался этот дом очень хорошим. Хотя это даже не дом был, а землянка. Порог такой высокий, что когда мы, дети, начали ходить, нас надо было через него переносить.

Папа был мягкий человек, но больной. У него для того времени было хорошее образование – законченная церковно-приходская школа. Он нам помогал учиться до седьмого класса. Очень хорошая память у него была, любил стихи.

А дедушка закончил московский университет. Но почему-то нигде не говорил об этом. Мы это поняли по его словам, когда он стал заниматься с нами, школьницами. Просим, расскажи нам про такого-то ученого, или закон Ома. Он рассказывает. Спрашиваем: «А где это написано?». Он показывает на свою голову. Когда пришли немцы, он жил за печкой. Мы называли это кабинет, а на самом деле — закуток.

Население Сталиногорска на строительстве убежищ, Заводской район, июнь 1941 года. Фото: Н. А. Рафалович

Когда пришли немцы, мне было семь лет. А в марте того года родилась еще одна девочка — моя сестричка. Она родилась в марте, в июне началась война, а в декабре пришли немцы.

Немцы были ужасными. До сих пор, если они мне приснились, значит, что-то плохое случится.

До этого бежали наши солдатики. Какие же они были жалкие, плохо одетые. За ними кухня не успевала, они были голодные, и все женщины, картошка же у всех еще была, как только солдатик наш забегал, кормили их картошкой. Мама постоянно плакала, и соседки тоже. Мы только потом поняли, что картошка — это богатство, когда ее не стало.

Уже мы знали вой немецких самолетов. Даже если такой звук далеко, надо было убегать.

Четверка немецких истребителей-бомбардировщиков Messerschmitt Bf 110E-2,
аналогичных стоявшим на вооружении авиакрыла Schnellkampfgeschwader 210 (SKG 210),
которое поддерживало наступление 2-й танковой армии Г. Гудериана в ноябре 1941 года.
Источник: Asisbiz

Возле наших окон была хорошая дорога, из золы. В каждом доме ведь топили углем, потому что рядом шахта была. А поскольку зола гигроскопична, то и зимой не замерзала. Кому-то что-то привезти, заезжали на эту дорогу. Помню, мы вышли из дома. Видно было очень далеко. Я стояла, ухватившись за маму. Появились «они». Кто думал, что в нас стрелять начнут? Стоим и смотрим. Первыми шли мотоциклы. Как же немцы были одеты! Как будто для сцены. Все новенькое, блестящее. Против наших солдатиков, которые бежали, небо и земля. Что-то кричат друг другу, играют на губных гармошках. Как только сошли с мотоциклов, прямо сразу: давай еду! Наш домик такой маленький, они его облюбовали. Как потом объясняли: пахло хорошо, вкусно.

К нам поставили четверых. Один вообще зверь. Не помню, немец он, кажется, был. Второй был финн. Еще один был, кажется, венгр. Самые злые были немец и финн. Четвертый — пожилой немец, который спас нашу маленькую сестричку.

Ее хотели застрелить. Она все время кричала и кричала. Тот, злой немец, ее уже держал за пятку, чтобы стрелять. А другой, пожилой, лет пятидесяти, как мне казалось, выскочил на середину комнаты и выхватил девочку. Говорит: у меня дома четверо детей. Спас ее.

Тогда они сказали, чтобы детей не видели здесь. Но куда? Домик маленький. В сенях была коза, пара овец, куры. Немцы только и ходили: яйки, яйки давайте. За ними шла кухня, а кухня такая ароматная!

Сразу сели за стол. Если они сидели за столом, пройти было невозможно. Как только они поселились — ноги на стол, и сидят. А нас-то учили, что кухонный стол — это святое, здесь едят.

Солдаты 112-й роты снабжения 112-й пехотной дивизии (112. Nachschubkompanie der 112. ID) за ловлей вшей и чисткой одежды, место съемки неизвестно. Предположительно, конец ноября-декабрь 1941 года в районе Узловой, Донского и Сталиногорска.

Нам многое было интересно. До этого мы не видели шоколада и шуршащую фольгу. А они ее бросали. Когда они еще не выгнали нас, мы сидели и ждали: хоть посмотреть, что это такое — шелестит, блестит. Но после того случая с сестрой нам было приказано сидеть в подвале.

Оперетта закончилась во время бегства

— В подвале просидели больше двух недель. Нельзя было выйти. Наступило 16 или 18 декабря — вдруг немцев нет? А перед этим была такая стрельба, слова сказать невозможно, чтобы тебя услышали. Мама сразу сказала: «Не бойтесь, это наши».

Видела я еще, как они отступали. Как сумасшедшие. Кухни нет, есть им хочется, а все уже поотбирали. Голодные. Это долго надо не есть, чтобы быть такими голодными. Глаза у них выкатывались, все время искали, что съесть. Хлеба-то не было. Хлеб задолго, как прийти немцам, не подвозили. Стали бить людей, чтобы дали еды. Но еду придерживали все, не понимая, что их могут убить.

«Конно-велосипедная» колонна немецкой 112-й пехотной дивизии в г. Донском. Предположительно, 12 декабря 1941 года.
Источник: фотоальбом немецкого военнослужащего. Фото предоставлено С. Митрофановым

Холодно, мороз. Немцы одеты для форса, у них ничего не было теплого. Уши красные. Хоть и детская память, но мы помним, что они все время брались за уши и растирали их. Эти их красивые фуражки не прикрывали. И отбирали все, что можно взять в доме, чтобы одеться. А что взять-то, все бедные были. Они брали постельное белье. Одеяла сразу прорезали штыками, делали дырки для рук. Даже взяли тонкую перинку, продырявили. Потом эту перинку нашли где-то далеко. Когда немцы отступили, люди, когда что-то находили, спрашивали друг друга, чьи вещи. Вот так эта перинка нашлась.

Еще мерзли у них ноги. А подобрать что-то из обуви было нечего. Валенки наши они брезгливо бросали. Проверили иконы — наверное, на предмет их старины. Но не взяли.

Немецкий солдат в шинели с поднятым воротником щурится от пронизывающего ветра. Под мышкой зажат гусь с безжизненно свесившейся шеей. Тут же скрюченные фигурки бредут по снегу или тащат что-то на санках… Эти зарисовки сделал Юрий Хмелев в дни оккупации Донского.
Источник: Калинина А., Кузнецова Е. Народный памятник // Тульские известия, 15 апреля 2015.

Отступали они сумасшедшим темпом, поэтому злые были невозможно. И вдруг перестали казаться нарядными. Когда ехали сюда – это были как сцены из оперетты. Тот, который в люльке, играет на гармошке. А потом весь форс с них сошел.

Пожилой немец успел пожаловаться маме, что они много посылок посылают домой, а жены там гуляют. Я потом почти эти же слова встретила, нам давали читать записки одного немецкого солдата. И вот он там пишет, что русские победят, потому что они спокойны за свой тыл. Они знают, что их жены не гуляют. А их это очень беспокоило. Наши солдаты потом рассказывали, что в Германии, на чердаках, находили много вещей, присланных из России.

Сколько они бед, пока были у нас, наделали. Зарезали нашу козу, всех кур поели. Еще страшная картина: когда мы из подпола вышли, нам сказали, что они повесили человека в центре Новомосковска. Даже фамилию помню — Хробищев, директор школы, член партии [Неточно. До войны работал начальником вооруженно-вахтерской охраны и по совместительству секретарем партийной организации кирпичного завода треста «Сталиногорскшахтстрой». С началом войны — политрук роты 1035-го стрелкового полка 280-й стрелковой дивизии. — прим. «Сталиногорск 1941»]. Рассказывали еще, что женщина одна, учительница, говорила по-немецки, и ее просили что-то рассказать. И она им говорила дезинформацию. Знаете, несмотря на то, что отступали, немцы ее искали. Но никто не выдал.

Надо отдать должное нашим — карточки быстро напечатали. Нам полагалось по 200 г хлеба в день. А еще где-то на севере от нас взорвали элеватор. Когда наши отступали, уничтожали все ценное. По ночам полнеба было красное от пожаров. Выгорали шахты. Взорвали пятнадцатую шахту, которая была рядом с нами. А жизнь всякого домика от нее зависела. С химкомбината все ценное эвакуировали, но его не сжигали. Еще комбината ведь как такового не было. Я и не знала, что он потом родным станет.

Мама с соседками после отступления немцев ездили на элеватор и привозили рожь в сумках. Все было пересыпано стеклом. Это была наша работа, детей. Высыпаем на стол и выбираем по зернышку, очищаем от стекла.

Если полстакана набирали, это было очень хорошо. Это не мука еще, но из этого можно было печь что-то вроде пышек. Люди приспосабливались, мельницы поделали из чурбаков. Мы, дети, крутили верхнюю часть такой мельницы.

В окрестностях было много убитых фашистов. А была же зима, все замерзло. И чтобы снять с них сапоги, их отрубали вместе с ногами. По другому невозможно. Помню, когда впервые это увидела, на меня сильно подействовало. Хоть это и немцы, но ведь люди. Потом, говорят, этих мертвых всех подраздели.

Шахта № 15, рядом с которой жили Федонины, отмечена буквой E.
Немецкая аэрофотосъемка Сталиногорска-1, 14 июня 1942 года. NARA

Кино под открытым небом

— К чести нашей власти, к новому году всем школьникам было велено собраться в школах. А школы же разбомбили. До сих пор у меня перед глазами: школу, в которую надо было мне идти, разбомбили, а детский садик рядом стоял целый. И наш первый класс собрался в этом детском садике.

У меня день рождения в декабре, поэтому в сентябре меня не взяли в школу. А тут все пошли, и я пошла. Букварь был – старшая сестра училась, у нее букварь остался. На чем писать, ни у кого ничего не было. Писали на книгах, между строчек. Но те, кто с сентября учился, уже начали писать, а я только пришла. Благо я первый класс знала хорошо по учебе сестры. Она вслух читала, а я запоминала. Поэтому быстро всех догнала.

Наша учительница Мария Васильевна была добрейшая женщина. Фамилию ее уже не помню. К каждому она находила свое слово, свой подход. Костюмчик у нее был еще от какой-то другой жизни, нормальной. А такая худенькая! Когда моя мама пришла спросить, как я занимаюсь, она ответила: «Я вам честно скажу, не знаю. Но она чаще всех подходит ручки греть около буржуйки».

Мама тогда спросила: «Как у вас с питанием?». Она ответила, что мужа ее взяли на фронт, и он сразу погиб. Живет с сыном, и у них ничего нет. Мама говорит: «У нас есть картошка, но она очень мелкая». Учительница ответила, что придет, спросила, какой наш номер дома. Она пришла, у нее даже сумки нет. Мы ей в мешочек эту самую мелкую картошку накладывали, она во все кармашки еще у себя ее напихала.

Потом ей был выдан аттестат на умершего мужа, она стала что-то получать. Но тогда этой картошечкой мы практически спасли ей жизнь.

Вот так прошел первый класс. Мне понравилось учиться, понравилось ходить в школу. Мы тогда, все дети, ждали друг друга, чтобы идти группой. Мне это почему-то все время напоминало демонстрацию. А у меня еще были очень большие валенки. Мало того, что я сама маленькая, еще и эти валенки. Я от всех отставала. Помню, ребята, какие побольше, шестой класс, брали меня и тащили на себе, не бросали. Знаете, кажется, когда все вокруг плохо, и дети должны быть обозленные. Нет, не обозленные. Доброта была.

Потом нам стали давать кусочек хлеба в школе. Черный, но вкусный. Пятьдесят граммов. И некоторые ходили в школу только ради этого. Матери говорили: она бы не пошла, но хлебушек-то дают.

Поскольку мы жили в частном секторе, походы в Сталиногорск назывались «пойти в город». Там стояло два или три четырехэтажных дома, назывались они итээровские. Вдруг появилась афишка: кино! Мы пошли в кино. Во время сеанса не могу понять: почему так холодно? А оказалось, крыши-то над нами нет. Помню, все ребята лежали на полу, а у нас, девчонок, какие-то места были, мы сидели. Мы потом очень часто вспоминали тот поход в кино.

1) Развалины сталиногорского кинотеатра «Встречный», фото: Н. А. Рафалович, 1942.
Обратная сторона фасада, обращенная в кинозал, на которой видны окошки кинобудки.
В настоящее время на этом месте (пересечение улиц 1-й Транспортной и Свободы) находится двухэтажный жилой дом, напротив его магазин «Пятерочка» (бывший Дом пионеров).
Источник: ИММК «Бобрики»
2) Развалины «Встречного» на немецкой аэрофотосъемке 18 мая 1942 года.

Репродукторов у нас не было, только в городе. Около них всегда стояли люди. Когда говорил Левитан, у всех мурашки по коже. Левитана слышно было очень далеко. Хоть он и заканчивал словами «Победа будет за нами!», начинал-то он с того, что наши оставили населенный пункт такой-то. Но эта «Победа будет за нами!» людей все-таки держала, верили, что именно так и случится.

Люди между собой все сплотились. У кого родня была в городе, всех перетащили к себе. Потом кончилась картошка. Потому что и солдат кормили, и немцы картошку тоже ели. Весна была голодная невозможно. Помню, лужочек был у нас, на котором росли шампиньоны. Вот шампиньоны нас выручали.

Дали нам наделы земли под посадки. Достаточно далеко от того места, где мы жили. Давали лошадей. Сажали только картошку. Я считаю, картошке надо поставить памятник. И после войны всё на картошке держалось.

А тогда у кого-то она все-таки еще оставалась. Очистки не выбрасывали, отдавали тем, кто просил. У кого-то сохранилась мелочь. Вот это все и посадили. У нас сколько-то мелочи было посажено.

Восьмой год мне был, мама просила сбегать посмотреть: выходит или нет. А стебельки вылезали, как горох, тоненькие, потом только набирали силу.

Меня почему-то заставляли песни петь, когда копали огород. Стояли какие-то щиты, из этих щитов сделали типа эстрадки. Кто стихи читал, кто что. Папа не приходил, ему тяжело было.

Когда картошку начали подкапывать, это был праздник. Ее подкапывали – она еще меньше грецкого ореха. Нас мама учила, как правильно это делать, чтобы не тронуть корни, не повредить. Все думали, после этого осенью собирать будет нечего. Но природа сильна – урожай у нас был.

Зимой, чтобы что-то привезти, были санки, а для лета ничего не было. Только когда с фронта начали приезжать калеки, они стали делать ящики на колесиках для перевозки. Как они гремели!

Потом на карточки хоть немного мяса начали давать.

А самое главное – утром рано надо бежать за хлебом. Прикрепление было строго по магазинам. Я быстро бегала. Мама очень часто удивлялась: «Ты уже пришла?». Идешь и Богу молишься, чтобы был довесок к буханочке. Его съесть можно.

Карточка на хлеб, г. Сталиногорск, октябрь 1942 года. Норма 300 грамм.
Из фондов Новомосковского историко-художественного музея

Мы, дети, в магазине не доставали до верха прилавка, но глаза наши были там, у продавца, смотрели, как режут хлеб. Уже до открытия магазина ребятня была у входа. Не помню такого, чтобы у кого-то отняли хлеб или карточки. Терять – теряли.

Когда немцев выгнали, стали приезжать торговцы из Средней Азии. Тыквы у нас было много, а тыква, она же большая. Я помню, была тыква весом в пуд — 16 килограммов.

Киргизы из дыни делали косички, которые вялили на солнце. Очень вкусно.
А мы – такие же из тыквы и вялили их на печке.

Из лебеды делали вкусное первое блюдо — щи.

Помню, с мамой ходили мы в Донской, там было предприятие имени Рыкова, что-то они выпускали. И их снабжали лучше, чем других. Шахтеров особо хорошо снабжали. Карточка была — кило двести хлеба на человека. Все говорили: у нее муж шахтер или сын шахтер. Ребята и девушки рвались на шахту работать. Несовершеннолетних не брали. Они тогда годы себе приписывали. На шахте обо всем догадывались, но принимали.

Далее: Воспоминания Валентины Федониной. Концерт знаменитого баса, комсомол и Кремлевский бал

Источник: Сергей Гусев. Воспоминания о войне тулячки Валентины Федониной: «Картошке надо поставить памятник!» // myslo.ru, 2 февраля 2022.