Е. Л. Гинцбург
начальник электроцеха анилино-красочного завода
Около ста лет назад из Ливерпуля в Нью-Йорк вышел пароход, груженный тканями, окрашенными «пикринкой» — так называли в просторечьи пикриновую кислоту. В порт назначения пароход не прибыл, хотя во время рейда океан был спокоен и стояла безоблачная погода. Тайна гигантского взрыва, уничтожившего судно вместе с его командой, была навеки похоронена на дне океана...
С тех пор стало известно, что «пикринка» является не только красителем, но и сильнейшим взрывчатым веществом.
Вот это вещество и поручено было освоить нашему анилиновому заводу. Это было одно из первых производств «пикринки» в Советском Союзе. Уже в 1938 году, позади площадки действующего производства фенола, выросли и растянулись почти до самого Шата корпуса пикриновой кислоты. Их доделывали, оснащали — они были очень нужны нашей стране.
В Европе в этой время полыхал пожар Второй мировой войны. Пламя пожара все больше приближалось к границам нашей социалистической Родины, которая в те годы была единственным в мире государством рабочих и крестьян. Вооруженная до зубов армия фашистских головорезов стояла уже на границе Советского Союза. В этих условиях немедленный пуск нового производства на нашем заводе становится задачей первостепенной важности.
И коллектив завода, и его руководители чувствовали всю глубину ответственности, возложенную на них страной. Трудности были неимоверными. Много, очень много не хватало для того, чтобы оживить выстроенные коробки новых цехов.
Для пуска шестого цеха потребовалось десять комплектов специальной электроаппаратуры. Харьковский электромеханический завод на разработку и изготовление аппаратуры потребовал два года. Пришлось обратиться к услугам капиталистических фирм. Американская «Дженераль электрик» и швейцарская «Броун-Бовери» соглашались выполнить заказ за год. А германская фирма «Сименс-Шуккерт» обещала сократить срок выполнения до восьми месяцев при условии уплаты 40 тысяч золотых рейхсмарок. В накаленной международной атмосфере концерт фашиста Сименса не внушал доверия, было жаль золотой валюты, а главное — время не ждало.
Рабочие и инженерно-технические работники электроцеха решили своими силами спроектировать и изготовить необходимую аппаратуру. Много труда и смекалки было положено на это нелегкое дело. Оно было завершено за один месяц. Особенно отличился электрослесарь Павел Родионович Каширин. Он и ныне живет и работает в нашем городе.
Производство пикринки было пущено в 1940 году. Опытный инженер Мария Иосифовна Кенингстул — начальник ведущего шестого цеха комплекса — многое сделала для быстрого освоения нового продукта. А производство было сложное и очень вредное.
Когда началась война, немногие быстро осознали размеры опасности, нависшей над нашей Родиной. В первые дни войны преобладало мнение, что перелом событий на фронте в нашу пользу произойдет в ближайшее время. Но этого не случилось. С болью в душе собирались мы у репродукторов, слушали сообщения Совинформбюро об оставленных нашими войсками городах и областях.
В этих условиях партийной организации завода пришлось провести поистине титаническую работу не только по перестройке производства на военный лад, но и, главным образом, по перековке сознания людей.
С первых же дней войны сильно поредели ряды заводского коллектива. Многие ушли с оружием в руках защищать Родину от коричневой чумы. Оставшиеся брали обязательства выполнять нормы и за себя, и за ушедших на фронт товарищей. Многие уходили добровольцами, в их числе и девушки. Например, Зоя Михайловна Гришкова из электроцеха стала зенитчицей. Пройдя по дорогам войны, она после победы вернулась в родной цех, где трудится и сейчас.
Коллектив завода совместно со строительно-монтажными организациями летом 1941 года трудился над завершением строительства цеха № 5, пуск которого должен был удвоить производство пикринки, столь необходимой для фронта. Работы велись днем и ночью. Люди трудились самоотверженно, не считаясь со временем. Молодой талантливый инженер Олег Строев все силы души отдавал быстрейшему пуску цеха.
Цех был пущен в августе. Десятки девушке в цехе заливали расплавленной пикринкой деревянные ящички, окрашенные в защитный цвет. По ночам эти ящики грузили в железнодорожные составы и увозили на фронт. Там в них вставляли запалы и зарывали в землю на путях возможного наступления врага. И страшная сила пикринки рвала прославленную крупповскую броню фашистских танков, поднимала в воздух автомашины с пехотой противника.
17 сентября 1941 года новый цех вышел из строя. Это было результатом военной спешки при строительстве и освоения оборудования.
Анилино-красочный завод в Сталиногорске был нанесен на карту генерального штаба Германии, как один из объектов, представляющих особый интерес для бомбардировочной авиации. Первые налеты начались в сентябре. Цехи к тому времени в целях маскировки были пестро закамуфлированы: стены и кровли покрыты зелеными, желтыми и коричневыми пятнами и разводами.
По ночам ни один луч света не проникал сквозь окна, плотно закрытые фанерой. Первомайский поселок также утопал во мраке. С наступлением темноты в каждом доме назначался дежурный. Клещи для захвата зажигательных бомб, лопата, рукавицы, бочка с водой, ящик с песком — таково было вооружение бойца ПВО. Противогазы — почти у всех. Между домами были отрыты щели. Когда в темноте ненастной осенней ночи разносилось жуткое завывание сирены, жители одевали детей и прятались с ними в щелях. На заводе сигнал «воздушной тревоги» не отражался: работа в цехах продолжалась по-прежнему.
Учитывая большое оборонное значение предприятия, завод охранялся отрядом истребительной авиации. Кроме того, в окрестностях завода были расположены батареи зенитной артиллерии: одна на берегу Любовки, другая близ Шата и третья в Заводском парке. И, надо отдать должное воинской доблести наших зенитчиков [336-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион ПВО], ни одна бомба за все время не упала на территорию завода. На поселок бомбы падали неоднократно, но жертв не было.
Фронт быстро приближался к Москве. В начале октября Государственным Комитетом Обороны было принято решение остановить завод и оборудование его эвакуировать на Урал. Затихли цеха, и непривычная тишина установилась на заводской территории. Рассеялся дым, многие годы днем и ночью висевший над заводом. В осеннем небе проплывали на большой высоте косяки вражеских самолетов, шедших с юга на Москву и Тулу.
Предстояло погрузить на платформы тысячи тонн тяжеловесного оборудования. Автомобильных кранов не было и в помине. Все делалось вручную, но быстро и организованно. Рабочие самоотверженно трудились над демонтажем и погрузкой аппаратов, машин и станков, стремились приблизить момент возрождения завода в далеких Березниках. Перед электроцехом была поставлена задача: до последнего часа поддерживать электроснабжение, обеспечивающее свет, воду и тепло в домах заводского поселка. Все, что можно, вывезти. Все, что будет еще работать в момент оставления завода — уничтожить, чтобы не досталось врагу. Коллектив напряженно работал на демонтаже электрооборудования подстанций и цехов. Электрик Миша Бокарев ежедневно выполнял по две-три нормы. После отправки последнего эшелона он ушел на фронт.
В середине ноября отправка оборудования была в основном закончена. Семьи работающих также отправлены на Урал. Погрузка женщин и детей в теплушки производилась прямо на заводской территории.
Остающимся работникам завода было предложено на выбор: эвакуироваться с последними эшелонами в Березники, либо получить расчет. Большинство уехало восстанавливать завод. Многие пошли в военкомат и были направлены в армию. На заводе осталась военизированная охрана [180-й полк войск НКВД СССР по охране особо важных предприятий промышленности] и небольшая группа руководящих работников, в том числе и я. Нам предстояло стать участниками заключительного акта трагедии завода.
После отъезда семей мы перешли на казарменное положение и организовали холостяцкую коммуну, заняв одну из опустевших квартир в доме № 15 Первомайского поселка. Столовая при заводе еще работала, и дежурный по коммуне три раза в день приносил нам ведро борща и несколько буханок хлеба.
Враг стоял у ворот города. Тыл становился фронтом. Круглые сутки слышались глухие раскаты приближающейся артиллерийской канонады. По вечерам смутное зарево озаряло небо со стороны Узловой. Зенитный и авиационный заслоны завода были сняты и отправлены на фронт. Через город проходили отступающие войска [остатки 299-й стрелковой и 108-й танковой дивизий].
На заводе еще хранились остатки невывезенных запасов пикринки. За ними приходили автомашины с ГРЭС и химкомбината — там тоже готовились к взрыву цехов. В начале ноября установились морозы, и мы ежедневно посылали разведку на Шат — замерять толщину льда. Через Шат — на Нюховку и Бороздино лежал путь нашего отхода после того, как враг ворвется в город.
Утром 22 ноября мы получили задание: готовить объекты к уничтожению. В электроцехе к этому дню действовали два трансформаторных пункта. В один я заложил две противотанковые мины весом по пять килограммов, в другой — размером побольше, тоже две мины и мешочек с 25 кг взрывчатки.
В 20 часов того же дня загудел прощальный гудок ГРЭС, означавший, что немцы вступают в город. Последняя турбина станции была остановлена, и свет погас. По этому сигналу остающиеся на заводе собрались в пожарном депо при свете керосиновых фонарей. Медлить было нельзя. В считанные минуты каждый получил оружие, бикфордов шнур с укрепленным на конце детонатором и боевой приказ.
В мое распоряжение были выделены трое бойцов военизированной охраны. Двух я послал взорвать один из трансформаторных пунктов, а сам с оставшимся бойцом пошел на другой.
Спички ломались у нас в руках и гасли на ветру. Мы были неопытными подрывниками. Поэтому нам и выдали шнуры большей длины, чем полагалось, рассчитанные на 10 минут горения. Мы отбежали метров на двести и залегли в снег. Минуты ожидания казались непомерно длинными. Когда мы уже начали думать, что взрыва не будет, за шоссе взвился столб пламени, и через полсекунды прогрохотал взрыв.
Облегченно вздохнув, мы пошли по снежной целине, чтобы обойти завод с севера и перейти Шат напротив Нюховки [ныне Шатовка]. В это время начали рваться один за другим цехи нашего завода. Ударило на ГРЭС. Несколько взрывов прогремело на химкомбинате.
С товарищами, выполнившими задания в других цехах, мы встретились на речном льду. Группу вели директор завода Алексей Иванович Трубников и главный инженер Борис Ефимович Беркман. Пройдя Нюховку, я оглянулся.
Весь юго-западный горизонт был охвачен пламенем. Взрывы уже прекращались, но огонь разгорался. Наш завод, высоко расположенный на противоположенном берегу Шата, был хорошо виден. Пламя, охватившее многочисленные цехи, сливалось в сплошное море огня, бушевавшее над заводом. Трепещущее оранжевое зарево высоко поднималось в ночном небе. Казалось, даже сюда достигает жаркое дыхание этого гигантского костра.
Много лет спустя, проходя между рядами выпускающих мирную продукцию цехов, выстроенных в послевоенные десятилетия на месте бывшего производства пикринки, я мысленно представлял себе огненный ад, разливавшийся в те часы на заводской территории.
В Бороздине нас ожидали ранее вышедшие автомашины. Расположились на машинах и поехали дальше на восток. Несмотря на мороз, крепок был сон в кузове после всех треволнений того вечера. Утром мы уже были в Михайлове. Когда въезжали в город, из низких облаков вынырнул самолет с черно-белыми крестами на крыльях. Мы посыпались с машин, залегли на обочинах. Самолет сбросил несколько мелких бомб, потом развернулся и еще раз прошелся вдоль улицы, поливая ее из пулемета. У нас никто не пострадал.
В отделение Госбанка директор и главный бухгалтер сдали мешок денег, вывезенных из заводской кассы. Переночевали в пустующей нетопленной школе.
24 ноября мы прибыли в Рязань. Город напоминал военный лагерь. На улицах много солдат и офицеров, у многих автоматы, все тепло одеты — в валенках, меховых шапках, телогрейках или добротных полушубках.
Большой контраст был между этими сибирскими войсками и разрозненными частями Красной Армии, проходившими через Сталиногорск при отступлении. В городе царило бодрое настроение. Чувствовалось, что тяжелый период неудач первых месяцев войны заканчивается, враг будет остановлен, и недалек тот момент, когда наши войска пойдут в победный поход на запад.
А наш путь лежал на восток. В Свердловске мы узнал, что 12 декабря конный корпус генерала Белова освободил Сталиногорск (южный) от немецко-фашистских захватчиков.
Е. Гинцбург,
начальник электроцеха анилино-красочного завода.
Источник: Когда тыл становился фронтом... // Новомосковская правда, 10 декабря 1966 года. | 
