Большаков В. А.
заведующий отделом писем «Новомосковской правды»
8 декабря 1994 г.

Он был с нами рядом

Считанные месяцы остаются до всенародного праздника, посвященного 50-летию Победы над германским фашизмом. Кажется, все уже сказано о Великой Отечественной войне — столько написано книг, поставлено фильмов, спето песен. И тем не менее с каждым годом раскрываются все новые и новые факты героического подвига нашего народа в этой войне, выявляются все новые и новые имена ее мужественных участников, и мы все более убеждаемся в том, что тема великой войны поистине неисчерпаема.

Только в нашем городе официально считалось 11 Героев Советского Союза, а теперь обнаружилось, что их 17^[1]. Но это Герои, а сколько поступает в редакцию фактов о тех, кто не удостоился носить на груди Золотую Звезду, но тем не менее боевые поступки и дела их являются подлинно героическими. А много ли мы знаем о женщинах — неутомимых труженицах тыла, без которых была бы немыслима наша Победа? Тема эта тоже неисчерпаема, и мы по сути дела еще не раскрывали ее по-настоящему, как она того заслуживает.

Недавно позвонил мне в редакцию старый знакомый и предложил написать о человеке, которого в городе все очень хорошо знали. Знал его и я, хотя близко знаком не был.

Николай Павлович Сумцов, директор химкомбината в 1965-1976 годах. Источник

— Я говорю о Сумцове!
— Не о том ли, который был в свое время директором химкомбината?
— Да, о нем.
— А чем же он интересен?
— Прежде всего тем, что он был удивительно человечен и честен...
— Но разве мало у нас в городе честных людей?
— Ну, во-первых, не так уж и много их осталось, и во-вторых, дело не только в его человечности и глубокой порядочности, что само по себе уже тема, дело в том, что в дни войны, будучи младшим лейтенантом, защищал наш город и всю жизнь молчал об этом...
— Сумцов?
— Да, Сумцов.
— Что ж ты мне не позвонил, когда он еще был жив?
— В том-то все и дело, что он не хотел этого сам.

Я знал, что он написал книгу в жанре солдатского дневника — она называется «Записки солдата», и почему-то не хотел печатать ее хотя бы фрагментами в городской газете. Правда, в «Новомосковский химик» он дал несколько отрывков по просьбе редактора, но наотрез отказался ставить свою фамилию под этими публикациями. Вот такой он был человек. Скорее всего, как я думаю, он посчитал нескромным использовать свое директорское положение...

На другой день я был на квартире Сумцовых. Его супруга Мария Михайловна положила передо мной три рукописные хорошо переплетенные книги «Записок солдата». И вдруг в немудреных этих записках, написанных простецким языком, передо мной возникла не только тяжкая история младшего лейтенанта Сумцова, прошедшего всю войну от Москвы до Бранденбургских ворот Берлина, но и весь долгий кошмар военного лихолетья, изображенный не грандиозными общими планами через бинокли командующих фронтами и армиями, а от глаз младшего офицера через «трехверстку». Своеобразную эту летопись — исповедь младшего офицера, может быть, когда-то и напечатает чье-то издательство, мы же пока предлагаем читателям несколько отрывков из нее.

27 октября 1941 года. Выслана разведка в составе 19 чел. под командой младшего лейтенанта Сумцова в г. Узловая с задачей расположиться на юго-западной стороне и вести разведку в западном и юго-западном направлениях. Разведка возвратилась 28 октября в 23:00. Противник обнаружен не был.

— из журнала боевых действий 180-го полка НКВД СССР по охране особо важных предприятий промышленности
(РГВА, ф. 38366, оп. 1, д. 1, лл. 1—2.)

Сумцов Н. П.
младший лейтенант,
командир взвода 2-го стрелкового батальона 180-го полка НКВД

Дедилово, Узловая, Сталиногорск

20 ноября 1941 года.

Поздно вечером батальон сосредоточился на юго-восточной окраине Узловой у большого одиноко стоящего длинного деревянного здания под защитой земляной насыпи строящегося железнодорожного тупика. На юге и юго-востоке слышны редкие орудийные выстрелы. Отдельные снаряды долетают и до южной окраины Узловой, и тогда мы слышим их разрывы за насыпью в поле. Люди стоят кучно, почему — не понятно. При очередном разрыве снаряда вместо того, чтобы рассредоточиться, еще плотнее жмутся друг к другу, к зданию, к насыпи. Гребенюк, командиры отделений и красноармейцы взвода стоят отдельно, плотно окружив меня, молчат. Молчу и я.

Впереди войск Красной армии нет, нет их ни слева, ни справа. Три часа назад Родин [здесь и далее правильно: старший лейтенант Редин, командир 2-го батальона] направлял в штаб полка гонца для уточнения обстановки. Начальник штаба полка [капитан Александр Михайлович Бунченко] тогда сказал:

— Полк ведет бой западнее и юго-западнее деревни Высоцкое [Узловского района], несет большие потери, и вот он незаметно отступил, куда, в каком направлении — неизвестно, а ведь батальон прикрывал правый фланг полка. прикрывал подступы к Узловой с юго-запада.

Родин почувствовал неладное, снял батальон, сосредоточил его на юго-восточной окраине Узловой вблизи железной дороги Узловая — Богородицк.

[Прим.: согласно политдонесению о боевых действиях 2-го батальона 180-го полка внутренних войск НКВД, 2-й батальон должен был выйти из Узловой на северо-запад к Новоселебенскому для поддержки танкистов 108-й танковой дивизии, выдвинувшихся сюда для контратаки на острие немецкого танкового прорыва. Очевидно, что отставшие и разрозненные части 2-го батальона, где и оказался младший лейтенант Сумцов, так и не смогли выполнить свою основную боевую задачу — помочь отразить немецкое наступление под Москвой. Тогда становится понятным, почему Сумцову было так тяжело вспоминать об этом.

Кроме того, по всей видимости, штаб 180-го полка НКВД совершенно не владел оперативной обстановкой и не организовал должного взаимодействия с другими войсками, оборонявшими Узловую — 239-й стрелковой дивизией и 125-м отдельным танковым батальоном. В тот день, 20 ноября, юго-западнее в д. Крутое (ныне поселок Крутой Верх) погибали, но не сдавались бойцы батальона 817-го стрелкового полка капитана А. М. Чутко, попавшие под удар 167-й пехотной дивизии, а юго-восточнее 239-я стрелковая дивизия сама предприняла энергичную контратаку против немецкой 112-й пехотной дивизии.

Одновременно, тяжелые бои шли к западу и северо-западу от Узловой. Так, у д. Огарёвка основные силы 2-го батальона 180-го полка НКВД вместе с танкистами 108-й танковой дивизии все еще предпринимали отчаянные попытки заткнуть немецкий прорыв на Венёв, Каширу и Москву. А 813-й стрелковый полк непрерывно контратаковал на запад, вынудив немецкую 4-ю танковую дивизию временно перейти к обороне. «Противник продолжает далее постоянно усиливаться и сражается с необычайной напористостью без оглядки на меткий огонь нашей артиллерии. Свежие войска» — отмечали немецкие штабисты о боевых действиях 239-й стрелковой дивизии. — «Сталиногорск 1941»]

— Товарищ младший лейтенант, ко мне! — зовет Родин. — Уводи свой взвод в Сталиногорск в штаб полка. Передай командиру полка: Узловую противник не сегодня-завтра займет. Полк, оборонявший дальние подступы к Узловой, сегодня вечером отошел, связь с ним нарушена. Второй батальон боялся окружения противником, отошел к Узловой, сосредоточен на юго-восточной окраине. В настоящее время противник обстреливает пушечным огнем Узловую. Ночью, если позволит обстановка необходимо отступить на Маклец...

— Понял?
— Понял, товарищ старший лейтенант.
— Строй взвод быстрее, уходи, будь осторожен, — предупреждает комиссар батальона: противник продвинулся далеко на восток.

Оставляя второй батальон в ночь с 20 на 21 ноября, никто не ведал, что для многих красноармейцев и командиров эта ночь будет последней в их жизни...

Строю взвод в две шеренги, назначаю парный дозор. Говорю Гребенюку:

— Я буду идти впереди, вы, товарищ старший сержант, позади, смотрите, чтобы в темноте никто не отстал, не потерялся.

Обращаясь к остальным, предупреждаю:

— На марше не разговаривать, не курить, команды подавать вполголоса.

Красноармейцы вздохнули. Ожидание неизвестного для них закончилось. Для них важно не стоять скученно, важно действовать, а еще важнее возвратиться в полк, в свою роту.

Прощаюсь с комбатом, комиссаром батальона. Глазкова, Абрамова не вижу, они где-то затерялись в темноте среди кучно стоящих красноармейцев.

Минули никем не охраняемый пустой железнодорожный переезд. Дверь в небольшой домик открыта, дежурных девушек нет, только их фонарь стоит на подоконнике небольшого окошка. На миг останавливаюсь у домика, и мне становится не по себе...

Прошли Красную Узловую, небольшой поселок на северо-восточной окраине городка, спустились вниз, перешли по мосту ручей, поднялись на возвышенность, видим, как где-то далеко на юго-востоке взлетают низко над горизонтом осветительные ракеты, появятся и тут же скроются. Их свет не доходит до нас — далеко.

Значит дорога Узловая — Сталиногорск-южный или, как его зовут, Соцгород, пока свободна, тем не менее, ее надо скорее пройти, быстрее дойти до Комсомольского шоссе, рассуждаю я, а там... Беспокоит меня вопрос: где штаб полка. на месте он или переместился, ушел? Если ушел, то куда, где его искать? Подошли к Комсомольскому шоссе. Кругом пусто, тихо и темно. Низкая сплошная облачность усиливает темноту.

— Товарищи. — обращаюсь к красноармейцам. — давайте малость отдохнем.
— Закурить можно? — спрашивает сержант Михайлов.
— Можно, но осторожно, в рукав. — добавляет Гребенюк.

Стою, смотрю в темноту.

Н. П. Сумцов, ноябрь 1941

«Там город, за березовой рощей, за ручьем — твой дом, твоя квартира, в твоем кармане ключи от твоей комнаты, зайди, — говорит мне мой внутренний голос. — В комнате остались все вещи, одежда, обувь, любимые книги, зайди, полей цветы, ведь их растила твоя любимая жена, твоя мать: зайди и потрогай, прикоснись к кроватке своего маленького сына. В квартире остались твои соседи: Марфуша Долгополова^[2], Иван Ефимович Воробьев, его жена Шура с маленькими ребятами, зайди проведай их, успокой, скажи им утешительное слово. Может, там тебя ждет письмо от матери жены: сына — зайди...»

Но нельзя, надо спешить... Я зайду, но это будет нескоро, через долгих-долгих четыре года и три месяца. В комнате не останется ничего, в ней будут жить другие люди, да и я буду другой... Сжав до боли зубы, поднимаю взвод:

— Пошли, товарищи, пошли. времени нет, надо спешить.

У дома Арутюнянца сторожевая застава со станковым пулеметом положила взвод на шоссе. После длительных переговоров и обмена не вполне корректными «любезностями» командир заставы убедился: мы свои, не диверсанты, не вражеские парашютисты, и пропустил. Вторая встреча произошла на мосту любовской плотины, командир заставы оказался более добрым, пропустил взвод без задержки.

Глубокой ночью взвод, совершив тридцатикилометровый марш, прибыл в штаб полка. Опасения и сомнения рассеялись! Некоторые подразделения полка находятся по-прежнему в Сталиногорске [здесь и далее: Сталиногорск-2], третий батальон, как и прежде — на заводе 4-9-2.

Командир полка [майор Бугаев], выслушав сообщение, спрашивает:

— Когда вышел с Узловой?
— Что-то около десяти часов вечера, а может, и позднее, у меня, товарищ майор, часов нет.

После небольшой паузы командир полка спрашивает:

— Ты говоришь, когда уходил с Узловой, второй батальон был еще там?
— Да, товарищ майор.
— Почему решили отходить на Маклец, не говорил тебе старший лейтенант Родин?
— Нет, товарищ майор.
— Выбранный маршрут намного короче, — замечает Смирнов [начальник инженерно-технической службы полка капитан Смирнов].
— Не всегда надо руководствоваться коротким маршрутом, надо учитывать конкретную обстановку и время, — замечает майор, которого вижу впервые.
— Ты говоришь, немцы продвинулись далеко восточнее Узловой. Какие у тебя основания? — спрашивает Давыдов [военный комиссар полка политрук Николай Иванович Давыдов].

Уже во второй половине дня 18 ноября бои шли юго-восточнее Узловой, железная дорога Узловая — Ефремов перерезана, город Богородицк взят немцами.

— Сегодня, выйдя с Узловой, видел осветительные ракеты восточнее Бобриков. Войска Красной армии пока осветительных ракет не применяют, освещают по ночам местность фашисты.
— Зачем?
— Из-за страха, — отвечаю Давыдову.
— О том, что немцы ушли на восток, говорил комиссар батальона [военный комиссар 2-го батальона политрук Ситников].
— Трус и паникер твой комиссар батальона!

Наступила неловкая тишина.

— Товарищ майор, разрешите быть свободным? — спрашиваю, держа руку у головного убора.
— Иди... Но далеко не уходи, обожди меня в коридоре, ты мне будешь нужен...

далее: 2. Оставление и уничтожение Сталиногорска-2

Источник: Большаков В. А. Он был с нами рядом // Новомосковская правда. — 1994. — 8 декабря. — № 235.
Из фондов Новомосковского историко-художественного музея.